-- А я пойду мальчиком ,-- говорил лысый Осип Иваныч, делая выход с валета. -- А мы его барышней прикроем ,-- с улыбкой отзывался старик Балуев . -- Мала,-- хрипло провозглашал майор Муштуков и непременно покрывал или тузом, или козырем . Это было вообще чрезвычайно странно, что у майора всегда карты были лучше, чем у других : возьмет взятку из -под носа да еще захохочет прямо в лицо Осипу Ивапычу. Как хотите, это хоть для кого будет обидно! Осип Иваныч ворчал и морщился, Балуев сладко улыбался и только ежил плечами, а майор продолжал хохотать, да еще возьмет и похлопает Осипа Иваныча по плечу своей волосатой, красной рукой. Четвертым партнером неизменно состоял Иван Петрович Чинетти, молчаливый и безответный человек, у котораго всегда были дрянныя карты.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Легенда.
Из летних скитаний по Уралу.
Смертный приговор был произнесен... Прокурор Иван Павлович Мухин, в качестве больного, ожидал решении консилиума, сидя в своем кабинете у письменнаго стола. Он настолько владел собой, что мог заниматься, и по время консилиума "подготовлял" дело о мещанине Иванове, котораго обвиняла жена в развратном сожитии с девицей Петровой. Дело по существу ничего особеннаго не представляло, и Иван Павлович в другое время не обратил бы на него внимания. Сейчас он несколько раз тер свой лоб длинной, исхудавшей рукой с напружившимися жилами и, читая протокол следствия, несколько раз поднимал густыя брови с какой-то хорьковой проседью. Ему на вид было под пятьдесят, хотя какая-то таинственная внутренняя болезнь делала его старше. В лице и во всей фигуре чувствовалось что-то строгое и особенно внушительное, что заставляло трепетать не одного подсудимаго. Особенно строго смотрели серые большие глаза. Прибавьте к этому, что Иван Павлович почти никогда не улыбался, и выражение его застывшаго лица не смягчалось даже легкой сединой, пробивавшейся в бороде и в усах. Одет он был тоже как-то строго, несмотря на то, что должен был сидеть дома. Когда он сидел за своим письменным столом, казалось, что он видит перед собой какого-нибудь подсудимаго, как сейчас видел вороватаго мещанина Иванова, соблазнившаго мещанскую девицу Петрову к незаконному сожитию. Ивану Павловичу рисовался этот Иванов во всей своей прелести,-- как он лгал в течение всей своей мещанской жизни,-- лгал жене, лгал девице Петровой, лгал следователю и будет лгать на суде. Закон, в сущности, очень милостиво относится к подобным субектам. -- Подвергнуть церковному покаянию...-- мысленно повторил Иван Павлович будущую фразу судебной резолюции.
МАМИН, Дмитрий Наркисович, псевдоним — Д. Сибиряк (известен как Д. Н. Мамин-Сибиряк) (25.Х(6.XI).1852, Висимо-Шайтанский завод Верхотурского у. Пермской губ.- 2(15).XI.1912, Петербург) — прозаик, драматург. Родился в семье заводского священника. С 1866 по 1868 г. учился в Екатеринбургском духовном училище, а затем до 1872 г. в Пермской духовной семинарии. В 1872 г. М. едет в Петербург, где поступает на ветеринарное отделение Медико-хирургической академии. В поисках заработка он с 1874 г. становится репортером, поставляя в газеты отчеты о заседаниях научных обществ, В 1876 г., не кончив курса в академии, М. поступает на юридический факультет Петербургского университета, но через год из-за болезни вынужден вернуться на Урал, где он живет, по большей части в Екатеринбурге, до 1891 г., зарабатывая частными уроками и литературным трудом. В 1891 г. М. переезжает в Петербург. Здесь, а также в Царском Селе под Петербургом он прожил до самой смерти.
«Глубокая осень. Последний осенний караван «выбежал из камней» только к 8 сентября. На реке Чусовой «камнями» бурлаки называют горы. Пониже камней Чусовая катится уже в низких берегах. Скалы и хвойный лес быстро сменяются самой мирной сельской картиной: по берегам стелется пестрая скатерть пашен, заливных лугов и редких перелесков. Изредка выглянет глухая деревушка, изредка мелькнет далекая сельская церковь… и опять глухой простор на десятки и сотни верст…»
Из ярмарочных нравов
Из записок охотника.
Лучшая средняя ложа бельэтажа, как всегда, была занята Резедиными, и, как, всегда на самом видном месте у барьера сидела Зиночка. Это была премилая молодая девушка с немного утомленным лицом и щурившимися близорукими глазами; золотисто-белокурые волосы падали на белый лоб шелковистой бахромой и красивыми завитками пряталась за маленьким розовым ушком. В каждом движении Зиночки чувствовалась та клубная опытная барышня, которая умеет держать себя и вообще привыкла быть на глазах у публики. Слишком пестрый наряд и перчатки на шесть пуговиц говорили о неуменьи одеваться: такой костюм приличен для молодой дамы,-- как уверяла сидевшая в ложе гувернантка, m-lle Бюш,-- но Зиночка слишком была избалована, чтобы слушать хорошие советы и наставления.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», "В камнях", "На рубеже Азии", "Все мы хлеб едим…", "В горах" и "Золотая ночь".Мамин-Сибиряк Д. Н.Собрание сочинений в 10 т.М., «Правда», 1958 (библиотека «Огонек»)Том 1 — с. 137–168.
Очерк из заводских нравов .
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи. В седьмой том вошли: роман «Три конца» и повесть «Охонины брови».
Роман написан на основе повести «Наши» (1886).
Из уральской летописи.
Р
Роман, 1886 год; цикл «Горное гнездо». Естественным продолжением "Горного гнезда" является роман "Ha улице" (в отдельном издании "Бурный поток"), где действие происходит в Петербурге. Захлестывающие волны бурного потока улицы уносят много жертв, поглощают совесть неустойчивых людей, доводят до позора и женщину. В романе показано, как надвигалась со всем ее ужасом капиталистическая пора, сопровождавшая свое стремительное движение отчаянной ломкой старого уклада жизни, старых идеалов, ничего не создав для трудящихся масс и произведя брожение, растерянность, шатание мысли, разруху в жизни интеллигентных классов.
В сборник включены такие известные произведения А. Аксакова, как «Аленький цветочек» и «Детские годы Багрова-внука», сказки Д. Мамина-Сибиряка и М. Горького. Книгу дополняют приятные цветные иллюстрации Максима Митрофанова.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Максим Горький , Сергей Тимофеевич Аксаков
В том включены избранные произведения русских писателей-классиков — С. Т. Аксакова, Н. Г. Гарина-Михайловского, К. М. Станюковича, Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Константин Михайлович Станюкович , Николай Георгиевич Гарин-Михайловский , Сергей Тимофеевич Аксаков
Мне ужасно хотелось бы разсказать все по порядку, но это оказывается невозможным, потому что вся моя жизнь есть сплошной безпорядок, а затем -- пришлось бы начать с Адама, т.-е. с дедушки Степана Тимо?еевича фон-Шмидта-Овчины. Получается с перваго раза какая-то наглядная несообразность: дедушка был коренной русак; достаточно сказать, что он целовал крест всем самозванцам, а у третьяго, тушинскаго вора, чуть-чуть не сделал самой блестящей карьеры, и вдруг такая нелепая немецко-русская фамилия, точно у какой-нибудь актрисы. Нужно сказать, что полностью эта фамилия писалась еще страннее: фон-Шмидт-Овчина-Мирза, но дедушка собственноручно выскоблил последнюю приставку, потому что после Бориса Годунова татарское происхождение сделалось неудобным.