Волею случая вступив во владение бродячим цирком «Страна чудес», финансист Гедеон Хьюз сталкивается с ранее неведомым ему миром клоунов, акробатов, фокусников. Встреча с очаровательной Мэгги Дюран заставляет его многое переоценить в окружающей жизни. Сама Мэгги надеется, что возникшая между ними взаимная симпатия не больше, чем мимолетное влечение. Станет ли она для Гедеона женщиной его судьбы?
Владимир Фёдорович Власов , Влас Михайлович Дорошевич , Кей Хупер , Сергей Жучков , Юлия Анатольевна Борисова
«Никогда еще ни один из наших драматургов не удостаивался такого "приема".– Дорогой наш! Пришли? Как мы рады! Куда бы вас посадить? А впрочем, садитесь, куда вам угодно. Все места свободные.Даже швейцары "Славянского базара" были сконфужены за драматическую литературу…»
Влас Михайлович Дорошевич
В книге В. Новодворского "Коронка в пиках до валета" рассказывается о продаже Аляски. Книга написана в жанре приключенческо-детективного романа. Произведение известного репортера "Московского листка" В. Дорошевича "Каторга" также посвящено Дальнему Востоку. Дорошевич знакомит читателей с островом Сахалин и его жителями.
Василий Новодворский , Влас Михайлович Дорошевич
«Этому больше четверти века.В Петрограде, – тогда в Петербурге – происходил международный конгресс криминалистов.В Михайловском манеже была устроена тюремная выставка.Печальная пальма печального первенства принадлежала Бельгии…»
«Летний сезон умирает.Мы знали почти покойного лично.Почти покойный был лакейского происхождения.В самом деле! Петербург удивительно эволюционировал…»
«Анжело I, король теноров.В древней Греции его сделали бы богом пения, но и у нас он носит титул "божественного".Из своих психопаток он мог бы составить армию, которая ни по численности, ни по ярости не уступала бы армии амазонок короля Дагомейского…»
«У арабов, как ты знаешь, мой друг, и все бывает арабское. В арабской Государственной Думе, – она зовется у них Дум-Дум, – решили начать, наконец, издавать законы.Вернувшись с мест, из своих становищ, избранные арабы поделились впечатлениями. Один араб сказал:– Кажется, население нами не особенно довольно. Мне один на это намекнул. Назвал нас лодырями…»
Влас Михайлович Дорошевич – современник Чехова, почти его ровесник. Сделал себе громкое имя как фельетонист в одесских газетах, а потом издатель Сытин, организовав газету «Русское слово», пригласил Дорошевича к себе.Зарисовки Дорошевича о каторге сравнивают не только с чеховскими, что вполне предсказуемо, но и с «Колымскими рассказами» Варлама Шаламова, разумеется, с той разницей, что автор изучал каторгу хоть и близко, но все-таки извне. Цель у Дорошевича была совершенно конкретной – увидеть каторгу «такою, какова она есть», а не такой, какую чиновникам «будет угодно показать» ему. Увидеть и написать об этом.«Сахалин» – это книга нравов. Дорошевич дает социологический срез каторги, описывает ее быт, типы каторжан и островного начальства, типологию преступлений и преступников, наказуемого и карающего, а также их сходство и легкость перехода из одной категории в другую.Самое очевидное и самое горькое, что ты понимаешь, читая эту книгу, это то, что она не устарела и спустя столетие. И сейчас выжить в условиях нашей пенитенциарной системы невероятно сложно. А выжить, не потеряв человечный облик, – еще сложнее.
«Как очень многие из моих ровесников, я в свое время увлекался опереткой. Но это была оперетка Лентовского, Родона, Вельской, Зориной, Вальяно, Давыдова, Тартакова, Чернова. Трудно было не увлечься.И впоследствии я должен был заплатить долг оперетке: написать собственную…»
«Проклятый Касьянов год!Горе за горем несет он России.Со дня смерти Тургенева мы, русское интеллигентное общество, не несли такой потери, какую понесли сейчас.Умер Антон Павлович Чехов.Вот истинное национальное горе…»
Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».
Влас Михайлович Дорошевич , Людвик Ашкенази
«Пусть на этом скромном надгробном памятнике, моем фельетоне, будет ласковое имя, каким его звали, под которым его любили.Лентовский рассказывал, как создался «давыдовский жанр»…»
«– Вы бываете за кулисами?!Человек, который бывает за кулисами!Десятки мужчин и сотни дам хотели бы быть на вашем месте…»
«Я беседовал с новым человеком, от которого в Малом театре зависит "все".– Почему нет чествования 75-летия Малого театра?– 75-летия чего? 75-летия кирпичей?!В тоне слышалось много "пренебрежительности"…»
«Это было в Вероне.В маленьком городке, куда приезжают люди со всего мира, чтобы опустить свою визитную карточку в саркофаг Джульетты.Вы знаете, что итальянцу, может быть, иногда не на что пообедать, – но у него всегда найдется лира на театр и пять чентезимов на газету…»
«Вы часто встретите за кулисами эту мрачную фигуру в неизменном кашне, в теплом пальто с поднятым воротником, в нахлобученной шляпе, с озлобленным выражением лица.В коридорах беспрестанно слышен его голос…»
«Я, право, не знаю, что вам написать об этом спектакле.Мне вспоминается один эпизод, случившийся с М.Г. Савиной, кажется, в Полтаве.После спектакля артисты с гастролершей ужинали в ресторане, на террасе, закрытой густо разросшимся диким виноградом…»
«Отелло подписывает бумаги.Дездемона с веранды бросает в него розой.Роза рассыпается, и лепестки ее обсыпают стол, мавра, его живописный костюм.Отелло ловит и прижимает к губам лепестки розы…»
«Он был моим соседом по даче.Я сидел на своей террасе и пил чай, он – на своей и был углублен в фотографии.Неожиданно он повернулся ко мне и спросил:– Вы пописываете в газетах?..»
«Мы с беатенбергским пастором, вдвоем, сидели на Амисбюле и пили молоко.У нас, в горах, было еще светло, а в долинах уже наступил вечер. Интерлакен глубоко, внизу, мигал тысячами огоньков, – словно тысячи светляков собрались и держали совет. Розовая Юнгфрау мертвела и одевалась в белый глазет.Был тот час, когда душа человека расположена к размышлениям и мечте…»
«Один знатный, но образованный иностранец, приехавший в Петербург, говорил одному петербуржцу:– Конечно, что больше всего меня интересует, – это ваш драматический театр. Мне будет интересно увидать на вашей образцовой сцене Пушкина…»
«Жалко, что умер старичок, кладбищенский дьякон, перехоронивший на Ваганьковском всех великих артистов.Каждый раз, как, хоронили славного артиста Малого театра, старичок-дьякон обращался к живым всегда с одной и той же остротой:– А, ведь, у нас, на Ваганьковском-то, труппа будет посильнее, чем у вас!..»
«Известие в духе времени. За последнее время у нас царит обвинительное направление.Я отношусь с величайшим почтением к правосудию и преклоняюсь пред милосердием. Правосудие родилось на земле, родина милосердия – небо. Это с неба звучал голос…»
«В Большом театре Мазини и Станио чаровали публику в "Трубадуре". Красавец Станио сверкал в "Пророке". Молодой Мазини увлекал каватиною в "Фаусте".Дезире Арто потрясала в Валентине. Джамэт гремел своим "Пиф-паф" в Марселе и песнью о золотом тельце в Мефистофеле…»