Я прибыл вовремя, потому что успел помешать старику причинить нам всем страшную беду. Ламек хотел принести своему богу жертву и зажечь пшеничное зерно в бокале. Много усилий приложил я, пока отговорил его от этого поступка, объяснив, что дым из этой катакомбы все равно не сможет выйти, а жертва принимается только тогда, когда дым от нее поднимается прямо в небо.
Ламек успокоился и забыл о жертве, когда я подарил ему теплую медвежью шубу. Старик обрадовался шубе и ни за что не хотел снять ее с себя.
Еще больше обрадовалась Нагами, когда увидела замечательные флаги. Женщины - настоящие художники в таком деле. У моей Нагами был хороший вкус. Из тканей она выбрала себе простой, звездный американский флаг. Наряды из него было ей к лицу. А когда я накинул на ее плечи шубу из голубой лисицы, то она стала похожа на богиню с картин Ван Дейка или Рубенса.
Одев Ламека и Нагами, я вывел их из пещер.
Я думал, что они удивятся, увидев землю и небо, но их удивления почему-то не было заметно.
Видимо, в те страшные дни, когда они искали убежища в пещере, небо было таким же, как сейчас.
Над горизонтом клубятся тучи, а землю застилает тяжелый туман.
Небо и туман краснеют от вспышки огней на вершинах гор, в свете которых и тень приобретает розовый цвет.
Но удивился Ламек, когда добрались мы до «Тегетгофа». Дрожа, оперся он на мое плечо, когда я ввел его на палубу, где теперь суетились всякие птицы северного края.
Ламек, видимо, думал, что это замечательное сооружение птицы принесли сюда с неба.
Для чего эти толстые медные трубы и большие железные цилиндры? Для чего этот большой дом на воде? Кто построил эту пещеру и эту большую «катакомбу» из дерева? А чьё изобретение эта ровная, блестящая плита, которая удваивает человека? Что это за плита, когда, приближаясь к ней, каждый видит, что идет сам себе навстречу? Его вопросам не было конца.
Теперь старик действительно считал меня волшебником, который живет в этаком летающем замке.
Оставил я Ламека с Нагами на корабле, а сам с Бэби вернулся в пещеру, чтобы привезти сюда все наше имущество. Ведь мы собирались жить на «Тегетгофе». Один «Нептунов бокал» я взял с собой для музея, а хлебное зерно ссыпал в мешки.
На корабле мы имели жернова, которыми легко можно было смолоть зерно. Итак, продуктов в нас хватит для целого поколения. Птицы, которые поселились на нашем корабле, обеспечит нас едой. Парусиновые чехлы - полные свежих яиц, а сами птицы такие смирные, что совсем не трудно поймать какую угодно.
Я немного поссорился с моим стариком.
Спор между нами возник по вопросу принесения жертвы.
Он, как правоверный, утверждал, что жертву обязательно нужно приносить хлебным зерном, а я держался мнения, что жертву надо приносить живыми существами, ну, скажем, птицами. Старик это считал отступничеством.
Но правда была на моей стороне. Потому что за птицей не надо было лазить далеко - на мачте можно выбрать и самую жирную дикую гусыню, а каюты матросов были набиты пингвинами. Как видите, было из чего жертвовать, тогда как хлебное зерно необходимо было тратить экономно, потому что с неба оно не упадет, а эта северная земля хлеба не родит.
Но старик не отступал, а я, чтобы не волновать Нагами, пошел на уступки, задумав что-то, что навсегда отбило у старого охоту приносить жертвы зерном. Ламек для первого жертвоприношения брал зерно того египетского растения, зерна которого очень похожи на семена мака. Но они одновременно похожи и на зерна ружейного пороха.
Как я уже говорил, жертва принимается только тогда, когда дым от нее поднимется прямо в небо.
Понятно, что в этом сыром, мрачном воздухе жертва Ламека не могла быть принята. Дым от зерен «мака», как только поднялся над огнем, сразу же расстелился по палубе. Старый отчаялся.
- Подожди, отец! - Сказал я. - Теперь попробуем моим маком.
И я бросил на огонь горсть пороха. Дым после взрыва потянулся прямо вверх.
Только после этого я окончательно добыл благосклонность старика. Старик признал, что я - правоверный, жертву которого небо принимает радушно.
С этого времени Ламек ежедневно приносил в жертву тот «мак», дым которого летит прямо в небо. Я не знаю, не лучше было бы, если бы во всем мире, где только есть и производится порох, употребляли его только для такой цели, как Ламек?
После того как мы устроились на корабле, я должен был сориентироваться. Что же, собственно, случилось с этой землей?
Для обсерватории я выбрал вершину в юго-западной части горы Цихи, куда перевез найденные на корабле приборы - диоптрий, подзорную трубу, секстанты, астролябию - и разложил их под открытым небом.
Первый взгляд с высоты убедил меня, что наша суша действительно большой плавучий остров, она оторвана от большого континента и по форме похожа на остров Исландию.
В северной ее части возвышается действующий вулкан, а сам остров остро, как шпора, врезается в ледовое море. Зарева на западе и востоке, освещающие зигзагообразные очертания острова, вероятно, произошли от большой массы нефти, которая еще долго будет гореть на поверхности моря.
Но почему весь остров не окружен горючей нефтью?