Адольф Гитлер и его русские друзья

«Поход Гитлера на Восток, — писал Казанцев, — для нас не был неожиданностью. Начиная с 1935 года наши друзья, сидящие в глубоком политическом подполье в Берлине, сообщали нам, что готовится страшное преступление: Гитлер вооружается, чтобы оккупировать, путем физического уничтожения обезлюдить западные области России и включить их, как аграрный придаток, в Германию… 22 июня. поставило нас перед двумя вариантами нашего отношения к событиям — остаться в стороне и наблюдать, кто кого, Сталин Гитлера или наоборот, или броситься в эти события и устремить все свои силы на достижение наших русских целей. Для нас был приемлем только второй вариант.

План действий был сложен и труден. Во-первых, во что бы то ни стало в этой борьбе нужно было стать рядом со своим народом, во-вторых, сразу же бросить в народные массы идею о создании «третьей силы», стоящей на страже интересов народа, и при помощи этой «третьей силы» отстоять целостность страны от посягательств внешнего врага, а также освободиться от коммунизма».

Иначе говоря, сначала с Гитлером против Сталина, а затем с народом — против Гитлера… Звучит это довольно наивно. Если бы Гитлеру удалось сокрушить советскую армию, то какая же сила смогла бы с ним совладать?

Но лишь определенная часть российской эмиграции сочла возможным сотрудничать с немецким национальным социализмом, с вермахтом.

Работая в журнале «Новое время», я получил большое письмо от читателя, откликнувшегося на мою статью «Власов и власовцы». Его имя — Александр Есаулов. Жил он в Индии.

«Я внук генерала артиллерии Е. Есаулова (по отцу) и камергера князя Оболенского (по матери). Одна моя бабка внучка декабриста И. Поджио, другая — сестра народовольца М. Тригони. Родился я в Санкт-Петербурге в 1912 году. В 1920-м вместе с родителями эмигрировал — сначала в Югославию, потом в Италию.

Мои родители ждали скорого падения советской власти и возможности вернуться на Родину. Шли годы, меркла надежда на возвращение. Мать стала религиозной, отец пробовал заняться бизнесом, но безуспешно. Они все время ждали чуда, которое позволит им вернуться.

Я рос в русской, но антисоветской среде. Была одна мечта — служить России, участвовать в освобождении ее от большевиков. Фашистская Италия была враждебно настроена к большевикам — и этого было для нас достаточно. Началась гражданская война в Испании. Газеты писали, что это война с коммунизмом. И я со своим юношеским легкомыслием увидел возможность бороться против советской власти.

В 1937 году я прибыл в Испанию, был принят братом генерала Франко. Выступал по радио с обращением к воевавшим в Испании солдатам Красной армии — призывал их сбросить Сталина, освободить нашу Родину… В сороковых годах я жалел о моей испанской авантюре, но тогда это было наивным проявлением любви к Родине.

Вернулся в Италию, меня мобилизовали и отправили в Ливию. Когда Италия вступила во Вторую мировую войны, я попал в плен к англичанам, оказался в лагере в Индии. Условия были отличными, англичане относились ко мне приветливо.

О нападении Германии и Италии на Советский Союз узнал почти сразу же. Нехорошо было на душе: одно дело участвовать в гражданской войне, совсем другое — состоять во вражеской армии. И тогда остро осознал: еще вчера ненавистный мне Советский Союз и есть Россия, моя Родина. Мне надо быть там, а не среди итальянцев.

Я добился встречи с английским генералом, заявил ему, что отказываюсь от итальянского гражданства и прошу передать меня советским властям. Мне ответили, что на это надо время и к тому же белому русскому не стоит проситься в Советскую Россию. Я долго ждал, потеряв надежду, дважды пытался бежать из лагеря. Оба раза меня возвращали и заключали в тюрьму.

Я послал заказное письмо Сталину с просьбой разрешить мне возвращение на Родину. Из Кремля пришло уведомление о получении письма, ответа не последовало… Но с июня 1941 года понятия «русский» и «советский» стали для меня однозначными».

У других эмигрантов, у руководителей НТС мировоззренческих, идеологических противоречий с немецкими офицерами не было. Напротив, их объединяло некое душевное сродство, и это облегчило союз с Гитлером.

НТС охотно принял предложение немецкой разведки предоставить солидаристам типографию, чтобы они могли печатать свои издания для переброски в Советский Союз.

После войны они писали, что скрывали свое этническое происхождение и политические симпатии от немцев. Но в это трудно поверить. Их немецкие работодатели прекрасно знали, с кем имеют дело. Лидеры НТС Владимир Поремский, Кирилл Вергун (инженер Кирилл Дмитриевич Вергун был одним из создателей союза в 1930 году) и Александр Казанцев перебрались в Германию и вошли в редколлегию ежедневной пронацистской газеты «Новое слово», которая издавалась в Берлине. С началом войны лидеры НТС, прежде всего Роман Редлих и Владимир По-ре. мский, отправились в Россию, чтобы работать в аппарате восточного министерства Розенберга. Потом активно сотрудничали с армией генерала Власова.