АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

В песочнице, накрытой металлическим мухомором, сидела соседская девочка в шубке, с белоснежным шарфиком, а напротив Варя в грязном, местами пропалённом и дырявом платье. Я не сразу её узнал, помогла косынка. Чумазое личико, тонкие пальчики, волосы, припорошенные то ли снегом, то ли пеплом, и колючая проволока, вплетённая в них.

Соседская девочка что-то весело рассказывала, а Варя гладила её по щеке. Наконец, они встали. Варя сняла с девочки шарфик, немного подержала в руках, будто сомневаясь, а затем повязала ей на глаза. Дети взялись за руки, и пошли в сторону леса. Медленно, не оборачиваясь. Варя уводила нового Бога прочь, а я стоял и смотрел вслед, по щекам бежали слезы, которые, казалось, ещё чуть-чуть и превратятся в ледышки.

Плохо помню, как дошёл до дома.

Весь следующий день прошёл в криках соседей. Приезжал полицейский, всех опрашивал. Тыкал в лицо фотографией.

— Вы видели её?

Покачал головой и закрыл дверь.

Темнело. Соседка выла раненным зверем. Сосед с кем-то ругался по телефону. Не уснуть. Просто писать, бередя старую рану. Скоро всем станет не до девочки. Телевизор что-то рассказывает об эскалации конфликта и желании всё решить мирными методами. Забавно. Ведь этот год тоже, наверное, был грибной. Гостью снова призвали.

Дописав, я пойду на кухню, закурю, заварю чай, спать не лягу, ведь догадываюсь, какой приснится сон. Лучше буду смотреть на звёздное небо, пока ещё чистое, но ненадолго, полагаю.

Мне жаль соседку, но, с другой стороны, Варя свободна. И я хотел бы увидеться с ней в месте, где никогда не завоют сирены, и где нет надобности в гостьях; в месте далёком отсюда; в месте, где мы навсегда забудем грязь и холод войны, снова став беспечными детьми, грустящими из-за неудачно закопчённой картошки. Хотелось бы.

Но я понимаю, что это ложь. Такого не будет никогда. Такого места просто не существует. Однажды закрыв глаза, я окажусь возле Машины. На этот раз не во сне. На этот раз навсегда.

РУСЛАН ЛЮТЕНКО СМЕРТНЫЙ СОН

Выбор редакции на конкурсе «Фантазмы и протуберанцы»

Дом скрипел. Дышал в спину. Содрогался кишечниками коридоров, трепетал сфинктерами дверей. Человека затопил животный ужас. Человек находился здесь три тысячи двести сорок три года. Его звали Адповркугк, тело двигалось без помощи ног, сердце стало огромным, не давало вздохнуть. Его звали Вркповол, он голый стоял перед толпой и давал обещания «снижукоммуналкувдваразастроительствоквартирбарашекповышениепеисийновыерабочиеместабетельгейзе», он бегал по сжимающемуся вокруг дому. Стены рушились, осталась только тесная-тесная-тесная коробка. Снаружи доносились пугающие тяжёлые шаги — отец выпил, ему мало, сейчас он достанет меня из шкафа и снова отлупит…

— Кирилл, это всего лишь сон.

Шаги разносили вселенную в пыль. Дверь шкафа натянулась с той стороны в форме страшного лица и ладоней. В ушах стоял душераздирающий крик, голова раскалывалась от бьющегося в ней сердца.

— Дышите, Кирилл, — голос-набат, голос-медведь, голос-Дракула.

Он пытался дышать. Посмотрел на ручку двери и увидел посыпанный пудрой крендель. В голове шестьдесят восемь раз пронёсся лик мужчины-доктора, образ его слов, флёр полученных от него навыков.

Он не в доме отца. Его зовут Кирилл. Отец давно умер.

Он толкнул дверь.

Свет солнца заплескал всё вокруг, Кирилл летел в небесном просторе, его руки стали крыльями. В шуме ветра звучали слова «шов», «уравнение», «электорат». Рядом пристроился другой крылатый. Тот самый мужчина. Смеясь, он сделал быстрый кульбит в воздухе…

Кирилл Васильевич распахнул глаза. Первый вдох дался тяжело, будто он не пользовался лёгкими уже несколько лет.

— Вот это да… — прохрипел он, стирая испарину со лба. — Это был самый реальный сон в моей жизни.

Ощущение полёта сохранилось в каждой клеточке тела. Как и чувство леденящего страха, которое он недавно испытал. Но прислушавшись к себе, Кирилл Васильевич с удивлением понял, что по спине уже не бегут мурашки, стоит ему представить себя в закрытом пространстве.

Напротив него из кресла, снимая с головы электроды, поднимался тот самый мужчина, голос которого он почему-то во сне назвал голосом-Дракулой. Профессор Градов — известный психиатр, сомнолог, пионер снохождения — несколько секунд смотрел в одну точку, прикрыв нос и рот рукой. Его ассистентка — молодая смуглая женщина — тем временем заносила какие-то показатели в компьютер.

— Прошу прощения, — сказал наконец Градов.

— Для меня ваш сон и был реальностью. Это… тяжело в какой-то степени.

— Вы всё видели?

— Да.

Кирилл Васильевич вспомнил сцены, тускнеющие с каждой секундой: он голый перед толпой, потом вроде бы — мальчик, трясущийся от страха в шкафу. Лицо залила краска стыда, хотя он славился бесстрастностью во время самых напряжённых дебатов.

— Кроме меня и вашего психотерапевта о подробностях сна не узнает никто.

— А запись?