Америка reload game

– Павел Андреевич Расторопшин, к вашим услугам. Генерального штаба ротмистр, военная разведка. С кем имею честь?

Ствол опустился.

– Саша… Александр Лукашевич, ваше благородие. Из крестьян Витебской губернии.

«Кто ж тебя, крестьянского сына, так с оружием обращаться выучил, а? Понятно, что ловчие со всякими лесовиками – народ особый, не чета деревенским “грибам с глазами”, но ты даже и для тех слишком уж востёр, да и речь больно правильная…» – подумал он, а вслух сказал внушительно:

– Благодарю за четкие и грамотные действия при отражении внезапного нападения противника. Ну и от себя лично: спасибо, брат! Жизнь ты мне спас, вообще-то – своим чайничком.

Парнишка зарделся, что твой маков цвет. Ч-черт… или все-таки… Александр, Александра… Ладно, это всё потом.

– А скажи-ка мне, Саша: крови не боишься?

– В каком смысле?

– Да в самом что ни на есть прямом: с перевязкой мне пособишь? Не замутит?

– Все в порядке, Павел Андреевич. Что надо делать?

23

– Звать-то ее как? – поинтересовался Расторопшин, едва не ляпнув «звали»: вроде и крови-то натекло немного, а… Что ж ты там лишнего унюхала-углядела, бедолага?

– Флора.

– О! Барин-то твой, знать, был ботаник…

– Он не барин мне: наши отродясь в крепости не были! А служим графам лет двести уж, почитай.

– Достойно, ничего не скажешь… Так, а ну-ка подержи, во-от так! ага… вот оно – выходное отверстие! …Ну, что тебе сказать, Саша: не живут с такими ранениями.

– Но он же к ней даже и не подходил! И не стрелял…

– Именно что стрелял. Это такая дальневосточная штуковина, вроде маленького арбалета. Прячется в широком рукаве, кидает на полтора десятка метров стальную спицу; прицельность, конечно, похуже, чем у пистолета, но зато бесшумно. Прошла навылет…

– Когда… сколько ей осталось?

– Раз не померла сразу – часы. А сколько точно – иди знай, – пожал плечами ротмистр.

– Так я останусь тогда. Ну, не могу я ее бросить, вот так. Я ведь за нее отвечаю, и вообще… А вы уходИте, Павел Андреевич, правда – вам же и спокойней.

«Ты идиот, парень! Идиот, потому что покойник, а покойник потому что идиот! То, что на затоптанном полу сейчас умирает твоя собака, а не ты сам – это чей-то дурацкий, необъяснимый недосмотр. Который поправят в самое ближайшее время – к гадалке не ходи. Если на конспиративную квартиру, строжайше засекреченную даже от своих, заявляется ликвидатор экстра-класса – это означает либо прямое предательство на уровне “выше некуда”, либо что на этом самом уровне “выше некуда” принято политическое решение : “свидетелям лучше бы перестать быть ”…
Только вот черта с два я позволю тебе безропотно помереть “для государственной пользы” – здешней или чужой. Во-первых, ты теперь мой свидетель: единственный, кто точно разглядел человека-тень и сможет подтвердить, что нитевидный пульс здешних коллег – не моих рук дело. А во-вторых, я тебе крупно задолжал, за тот чайник – а я всегда плачУ свои долги».
Вслух же он произнес, понятно, иное – мягко и убеждающе:

– Саша, нам надо уходить отсюда, как можно быстрее. Давай так: мы доставим твою Флору к врачу, настоящему – вдруг операция поможет? Шанс невелик, она может умереть хоть там, хоть по дороге – но тут-то ловить-то нечего, совсем! Согласен?

– Да! Спасибо вам, Павел Андреевич!

«Бог ты мой, во что я ввязываюсь… Нас будут выслеживать… ой, да кто только не будет, и все сплошь грамотные ребята – а нам что делать? Прикинуться бродячей труппой “АтасЪ” в составе ангелоподобного подростка, мужика с перевязанной башкой и крупной собаки в неходячем состоянии?.. Это ведь даже «мечтой сыщика» не назовешь – настоящий сыщик от такой розыскной ориентировки просто оскорбится! Хотя… стоп… а если…»

– Так. Быстренько принеси мне сюда какого-нибудь тряпья и одеяло – ну, где вы там спали. И шинель… хотя нет: за шинелью – я сам… И давай-ка, брат, в темпе марша: счет на минуты пошел, я не шучу!