Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Для Брюсова всякая такая мысль была только одной из возможных форм умственной игры <…>. Для Бальмонта — еще одним лишним поводом для бальмонтовского перезвона рифм и восторженного восхищения перед качествами единственного, несравненного, неповторимого и неподражаемого Бальмонта. Вячеслав Иванов и Андрей Белый тогда еще не появлялись, а появившись, не примкнули к идеям <…> дуализма вообще[1213].

Однако за прошедшие годы многое переменилось. Во второй половине 1910‐х оформились «главные основания» и контуры «Диадологии»/«Пневматологии». Белый же к тому времени вернулся из Дорнаха и активно пропагандировал открывшиеся ему истины о природе мира и человека в печати и на многочисленных лекциях. И именно тогда Перцов предпринял первую (и, как оказалось, неудачную) попытку нового сближения с Белым, отправив ему письмо-признание, а себе оставив черновик, датированный 16 апреля 1918 года[1214]:

Многоуваж<аемый> Б<орис> Н<иколаевич>

Простите, что отниму у Вас несколько минут своим письмом. У меня к Вам следующая [зачеркнуто: небольшая] просьба:

Вот уже 20 лет (в точности 21 год), как[1215] я работаю над одной темой философского характера.

Упоминаю об этом сроке, чтобы Вы имели доверие, что, если ч<елове>к сидит столько времени над одной задачей, то, вероятно, это не вовсе пустяки.

В настоящее время работа моя приняла такой характер, когда приходится выклевываться из яйца. В чем собственно дело, — Вы поймете, вероятно, сразу из самого заглавия моей работы. Она называется (в целом): «Основания пневматологии».

Не ограничившись сообщением заглавия, Перцов постарался посвятить Белого в суть открытия, наметить линию идейной преемственности и представить свой труд как итог развития мировой философии в целом: