Ариссьель. Жизнь после смерти

– Огромное спасибо, дочь, – говорит Мона. – Прямо гора с плеч. Я очень доверяю твоей интуиции, ты умеешь выгодно заключать сделки. Напомни мне оформить доверенность на твое имя. Чем быстрее мы со всем этим покончим, тем для всех будет лучше. Пока мы всё не продадим, я буду давать тебе деньги на оплату услуг домработницы. Уверена, что она с удовольствием согласится помогать нам, пока мы не продадим квартиру новым владельцам.

– Как думаешь, сколько времени уйдет на все это? Наверное, существует закон о наследстве? Ты еще не узнавала у нотариуса?

– Нет, я точно не знаю, как быстро смогу вступить в наследство, но уверена, что много времени это не займет: завещание очень простое, к тому же я единственная наследница. Как только я буду знать общую сумму состояния, половину я оставлю себе, а вторую половину разделю между тобой и твоим братом. Убеждена, что твой отец именно так бы и поступил. Если бы он хотел отдать все, чем владеет, другой женщине или кому-то другому, он бы наверняка нашел время, чтобы переписать свое завещание. Мне кажется, что подсознательно он хотел, чтобы все унаследовали именно мы.

– Но, мама, он все оставил именно тебе. Ты слишком щедра, честное слово! Я чувствую себя очень неловко. Я не могу взять деньги отца, не будучи уверенной, что он и сам бы хотел оставить их нам с братом.

– Слишком поздно, дорогая. Он все оставил мне. И теперь мне решать, что делать с его деньгами… Признаюсь тебе, мне это очень нравится. Твой отец всегда был уверен, что женщины и финансы – понятия несовместимые. Что они не способны управлять деньгами. И я всегда доверяла ему в этих вопросах: что и говорить, он был в этом силен, и это факт. Но с тех пор, как мы расстались, я вдруг поняла, что тоже умею управлять бюджетом и мне это даже доставляет удовольствие. Хотя мы с Петером живем вместе, у нас разные кошельки и никогда на этой почве разногласий не происходит. Вот это да! Как интересно – иметь на руках огромную сумму денег и иметь возможность распоряжаться ею! Конечно, лучше бы я унаследовала ее при других обстоятельствах, но что поделаешь… Это жизнь…

Но что такое происходит? Еще мгновение назад они совершенно непринужденно обсуждали мое имущество, как вдруг посмотрели друг на друга и расплакались… и плача, бросились обнимать друг друга. Что с Кариной? Не могу поверить: она просто рыдает! Она пытается глубоко дышать, но ей это, очевидно, не помогает. Надо же, а ведь она пыталась делать вид, что выше всего этого, выше человеческих чувств и страстей! Ну вот, гладя на них, я сейчас и сам расплачусь. Чувствую, как щиплет глаза, как что-то сжимает мне горло и грудь. Хотя нет, это же невозможно. У меня же нет тела! Сложно привыкнуть, что даже без физического тела здесь чувствуешь и переживаешь все, как и раньше. Такие ощущения у меня уже были прежде, когда мне доводилось смотреть сентиментальные фильмы. Если я не хотел признавать, что сцены меня трогают или ранят, ком в горле становился настолько большим, что я в прямом смысле задыхался. А теперь у меня те же ощущения, но без физического тела. Тот же ком в горле. Конечно, я понимаю, что это не настоящий ком, что на самом деле там ничего нет… Но тогда, что это? При жизни я никогда не задумывался над тем, откуда такое состояние и почему. Ах, сколько же осознаний, открытий, вопросов! Кажется, им нет конца.

Так проходит несколько минут. Карина смотрит на мать и, все еще рыдая, произносит: