– Это все равно и притом дело решенное, – так хочет командир и так нужно… – добавил он, сделав ударение на последнем слове. – Завтра же пожалуйте в канцелярию ознакомиться с работой.
Глава VIII. Революционные офицеры
Итак, по воле рока, я с самого начала принужден был засесть за адъютантский стол. Канцелярия батальона помещалась летом в крепости, в каземате, откуда пехотная рота выведена в лагери. Но ротные блохи остались на зимних квартирах; их столько, что и рассказать невозможно. Пишешь ли, читаешь ли, готовишь ли доклад, – а они так и прыгают по бумагам. Кусаются, как собаки.
Полковник Исаевич работает много. Все пишет и пишет, – целые горы секретной переписки по поводу арестованных сапер. Текущая работа тоже так велика, что едва справляемся с бумагами. С раннего утра и до обеда пишем; обедать ездим в лагерь и там отдыхаем до двух часов дня. А потом опять в канцелярию и уж до самого вечера. Мне иногда приходится просиживать и часть ночи. Война и революция развели такую переписку, что с ума можно сойти от тысячи вопросов, на которые нужно отписываться.
Булгаков предупредил меня перед отъездом, что в батальоне есть группа офицеров, по-видимому, сочувствующих революционерам. Думает он так потому, что эти офицеры один за другим подали рапорты с просьбой выдать им разрешение на покупку охотничьих карабинов и револьверов. Два карабина уже купили, и они тотчас исчезли. Теперь покупка оружия может привести к чрезвычайно большой неприятности. Нужно быть очень осторожным.
– А что же командир? – спрашиваю.
Булгаков пожал плечами. Разве можно думать плохо об офицерах?
– Вот то-то и оно, – сказал я. – Как и чем мотивировать отказ? Ведь это, значит, оскорбить.
– Доложите командиру… Он знает!
Только что уехал Булгаков, как сразу поступило три рапорта с просьбой о разрешении купить оружие. Просили подпоручики князь Вачнадзе, Белков и Святский. Все офицеры из пехотных училищ. Раньше о том же просили Зинкевич, Белков, князь Гурамов и Ананьин. Теперь опять просят, причем Белков вторично.
Доложил командиру. Он подобрал рапорты, положил их один на другой и задумался. Интересно, что решит умная голова? – подумал я. – Дело-то щекотливое. – Помяв еще рапорты в руках, командир отложил их в сторону и накрыл прессом. Гениально придумано! Под сукно, и крышка. Пусть спрашивают у самого командира, а мне теперь отвечать легко: Отложил!
Странное дело, казалось бы… Но еще более странно вышло то, что, не получив никакого ответа на свои рапорты, податели их даже не решились спросить о них ни у командира, ни у меня.
Недели две я уже адъютантствовал, даже к блохам привык, как вдруг – происшествие. Экстренно, по телефону, вызывают ранним утром в канцелярию. Что такое? Оказывается, – в канцелярию нагрянули жандармы, чтобы произвести обыск; но без меня не хотят приступать к делу.
Я поспешил в канцелярию. Жандармский ротмистр еще до моего прибытия поднял писарей и перевел их в другую комнату. Теперь писаря вызывались по очереди, открывали сундучки, а жандармы тщательно осматривали содержимое. Только у одного писаря нашли тетрадку рукописных революционных песен. Его, конечно, арестовали.
– Что вы думали найти? – спросил я ротмистра.
– Видите ли, – по гарнизону крепости и в городе разбрасывают прокламации, подписанные «союз кавказских офицеров». Нашли такие прокламации у пехотных хлебопеков и в артиллерии. Солдаты указали, что прокламации исходят от сапер и именно из канцелярии.
– Однако обыск не подтвердил этого.
– Да, не подтвердил, – грустно сказал ротмистр, после чего осмотрел всю канцелярию.
– А какого вида прокламации?
– Да вот, извольте! – Он вынул листок длиной четверти полторы и шириной в пол-листа. На нем настоящим типографским шрифтом большой типографии напечатано было воззвание. Смысл обыкновенный: призыв к свободе и к борьбе за свободу. Печать «союз кавказских офицеров».
– Офицеров ли? – заметил я.
– Конечно, ложь! – согласился и ротмистр. – Кто из офицеров станет связываться с этой подпольной сволочью. Они теперь поставили ставку по революции на офицеров и кружат им головы. – В третий раз я услышал, что революционеры возлагают надежду на измену офицеров…
В начале сентября вернулся адъютант, и я был очень рад, сдавши ему дела и переписку о восьмидесяти арестованных саперах. Тотчас же, как я освободился от этого, меня выбрали заведующим столовой, и выбрали единогласно. Видимо, так уже приелись друг другу, что все накинулись на нового человека. Целый месяц заведовал я собранием, несмотря на то, что командующий первой ротой, штабс-капитан Янкевский, заболел, и я временно командовал его ротой. Во время заведования столовой я тотчас же заметил, что офицерство резко делилось на три части.