bacde8214d448210e41a3677624da803

Понятно же, что о намеченном референдуме мой чудный кузен узнал не

вчера. Более того, у меня были обоснованные подозрения насчет того, что

основные «провокации» и «преследования» немцев в Австро-Венгрии были

во многом инспирированы и организованы из Берлина. Слишком уж

своевременно.

И, конечно же, Вильгельм II в курсе моих собственных проблем с

выборами и прочим, что требует моего безусловного присутствия в Москве.

И такое «приглашение» на встречу, скорее напоминало «не говори потом, что я не предлагал договориться».

Знал он и о моем нежелании быть втянутым в войну именно сейчас.

Возможно, стратеги в Берлине даже убедили его, что я предпочту не

вмешиваться. По крайней мере, сразу не вмешиваться. Давая тем самым

Германии полный карт-бланш.

А может, кайзер еще и понадеялся на возникновение разногласий среди

членов Новоримского Союза, что неизбежно ослабит позиции НРС на

переговорах по разделу сфер влияния. А то и вовсе приведет к распаду

Союза и новой Балканской войне, в которой Германия тоже может найти

свой интерес.

Что ж, время он действительно выбрал правильно.

Ах, как не вовремя.

Что ж, фигуры на шахматной доске расставлены и теперь моя задача

состояла в том, чтобы цейтнот не перерос для нас в цугцванг.

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ

ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.

Ветер. Ветер. Резкий и злой.

Ветер гонит облака. Ветер жалит и кусает.

Какой злой здесь ветер. Почему в небе он добрый и веселый?

Ветер, несущий крылья там, и, ветер, который клыками пронизывает

здесь.

Ветер. Во всех его ипостасях.

Порывы, вихри и движение воздушных масс…

Ветрено.

Холодно.

Ольга запахнула поплотнее свою кожанку. Но, никакая кожанка не

спасет от ветра на башне. Стылого, ледяного и тягучего. Голодного, мрачного и алчного. Резкого, голодного и испивающего.

Клубы облаков спешили мимо них, обтекая башню.

Лишь трое стоят плотной группой.

Лишь дрожь. Мелкая дрожь.

Не видно ни зги.

Как же холодно.

Выстрел.

— Не расходуйте зря патроны, Любовь Александровна. Это ничего не

даст.

Галанчикова пожала плечами.

— Ну, надо же что-то делать, как-то дать сигнал о том, что мы здесь.

Вдруг они не нашли те гайки с записками?

Шухов лишь вздохнул.

— Ваша стрельба точно ничего к этому не добавит. В тумане облаков

звук выстрела глушится и становится неверным. Вспомните неясные гудки

пароходов в тумане. Да и ветер относит звуки.

Люба не нашла что возразить, и лишь спрятала наган в кобуру.

И вновь лишь ветер нарушал их «идиллию».

Как же холодно!

Ольга даже начала подпрыгивать, пытаясь хоть как-то согреться.

— Милейший Владимир Григорьевич, у вас в портфеле, случайно, нет

печки и трех парашютов РК-3 системы Котельникова?

Шухов сумрачно покачал головой.

— Увы, милая Ольга Кирилловна, там ничего, кроме скучных бумаг, уже не осталось. Нет даже шоколада.

Услышав такое, Галанчикова, в свою очередь, плотоядно улыбнулась.

— Ну, в крайнем случае, ваши бумаги можно сжечь.

Инженер покосился на госпожу подполковника и уточнил:

— А у вас, милые дамы, есть при себе спички?

Обе переглянулись и покачали головой. На что Шухов ответил вздохом:

— Вот и у меня — нет. Можно, конечно, попытаться высечь искру и

попытаться воспламенить порох из ваших патронов, но это мало что даст, ибо бумаг в портфеле мало. Да, и ветер на дал бы нам разжечь костер, даже

если мы будем прикрывать пламя своими телами.

Люба не сдавалась, выдав идею:

— Можем разжечь ваши бумаги прямо в вашем портфеле.

— Мысль, конечно, оригинальная, признаю. Двухминутный костер

устроить сможем. Но я предпочел бы оставить это на крайний случай. Тут

нужна бочка, керосин и дрова. Которых у нас, увы, нет.

— Как и всего остального. — Ольга, продолжая подпрыгивать, пошутила. — В таком случае, предлагаю открыть сегодняшний бал. Дамы

приглашают кавалеров.

И она подхватила опешившего инженера и начала с ним кружить по

площадке, начитывая ритм:

— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Люба усмехнулась, глядя на «танцующих».

— Боюсь, господин Шухов, уж теперь-то живым мы вас не отпустим!

* * *

ИМПЕРИЯ

ЕДИНСТВА.

РОССИЯ.

МОСКВА.

ВОРОТА

ПЕТРОВСКОГО ПУТЕВОГО ДВОРЦА. 5 октября 1918 года.

— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Два слова о сложившейся

ситуации вокруг башни!

Граф Суворин замедлил ход, окруженный толпой репортеров. Тут же

последовали вспышки фотоаппаратов и застрекотали камеры кинохроники.

И хроникеры «Империи кино» уже не уступали пальму первенства

кинооператорам из РОСТА.

— Господа, официальное сообщение о ситуации, как на самой башне, так и вокруг нее, будет доведена до всеобщего сведения через каналы ТАРР.

Со своей стороны, могу сообщить, что спасательная операция ведется, и я, как и все мы, надеюсь на самое скорейшее благополучное разрешение

возникшей ситуации.