Байки бывалого хирурга

– Игнат, я в твои годы тоже так думал: вначале нужно научиться оперировать на трупах, а после уже и за живых людей браться. Если бы не война. Я же на фронт попал почти сразу после института. Тогда пять лет учились. Я же тоже Первый мед заканчивал, только в Москве. Сколько великих людей нам преподавало, – с чувством глубокого уважения произнес Иван Мефодьевич. К примеру, заведующий кафедрой факультетской хирургии у нас был сам Бурденко.

– Тот самый?! – не скрывая своего волнения, спросил молодой хирург.

– Да, тот самый, – согласно кивнул Любомиров, – Николай Нилович. Я ему лично экзамен сдавал. Почти весь наш курс после выпуска сразу отправился на фронт. Как говорится, с корабля на бал. В августе сорок первого я уже был под Киевом в составе медсанбата пятой кавалерийской дивизии. Что там творилось, в двух словах не расскажешь, да и ни к чему об этом сейчас.

– Так вы и в окружении были?

– Довелось, чудом тогда вышли к своим. Там такая мясорубка была… – Старый хирург сглотнул предательски подступивший комок к горлу и на несколько минут задумался.

– Иван Мефодьевич, с вами все в порядке?

– Да-да, не обращай внимание. Война, будь она не ладна. Но я не про войну хотел сейчас рассказать, вернее про нее, подлую, но с медицинской точки зрения. Там был просто колоссальный опыт хирургической работы. Раненых было так много, шел такой огромный поток, что мы не спали по несколько суток. Кряду. Работали на пределе человеческих возможностей и все это под обстрелами артиллерии и бомбежками с самолетов.

– Вот досталось вам.

– Досталось, но мы были молоды и полны неугасаемой энергии. Я тогда для себя сразу сделал важный вывод, что если бы я практиковался на трупах, то вряд ли из меня вышел бы хороший хирург. Живая плоть – материя совсем иного рода. Бывало, видишь, у раненого из щеки торчит маленький осколочек. У трупа что? Раз и вытянул. А у живого? Только пошевелил, а тут такое профузное кровотечение начинается. Повреждена веточка лицевой артерии. А на мертвом теле она спавшаяся, можно и не заметить.

– Так можно же предугадать, что артерия повреждена, если осколок в ее проекции сидит, – с видом знатока анатомии заметил Игнат.

– Так-то оно так, – согласно кивнул Любомиров, – только когда идет такой гигантский поток раненых, причем беспрерывный, то начинаешь делать все на автомате. На уровне рефлексов, хирургических рефлексов. А они у меня, увы, были выработаны на трупах. Все приходит с опытом, а на это нужно время. Поэтому лучше учиться на чужих ошибках, нежели исправлять свои.

Багров внимательно посмотрел на своего заведующего. Он работал с ним бок о бок почти месяц, а вот хорошенько рассмотрел только сейчас. Игнат почему-то считал Любомирова уже глубоким стариком. Хотя это естественно: когда тебе только двадцать три, то все люди, кто старше тебя в два раза, уже кажутся пожилыми, а уж кому за пятьдесят, так и просто почтенные старцы.

Вот сейчас он пристально разглядывал своего заведующего. Ему, вероятно, немногим чуть за пятьдесят. Невысокого, ниже среднего роста, крепкий, подвижный, с простым, открытым лицом с живыми проницательными глазами цвета ясного неба, он невольно вызывал уважение. Хотя явно проигрывал в росте своему собеседнику.

Доктор Багров – высокий широкоплечий брюнет с волевым подбородком с глубокой ямочкой посередине и медальным профилем всегда приковывал женский взор. А его карие глаза с длинными ресницами просто зачаровывали женскую половину отделения.

Коротко стриженные пшеничного цвета волосы заведующего, сильно посеребренные у висков и знаменитые густые усы, конечно, старили его, но не настолько, чтоб записать в совсем уже пожилого человека. Иван Мефодьевич, при ближайшем рассмотрении, еще ух какой!

Игнат быстро скользнул глазами по рукам хирурга. Небольшие, с ровно подстриженными ногтями на красивых сильных пальцах, они лежали на крышке стола, за которым они тогда сидели, и время от времени их владелец постукивал подушечками. С виду обычные руки, но Игнат уже успел наблюдать их в работе. Ни одного лишнего движения. Все ловко и по делу. Любомиров оперировал так виртуозно, словно профессиональный музыкант водил смычком по скрипке, взывая к жизни чарующие звуки. Выходит, он достиг таких высот не в секционном зале.

Помнится, они еще тогда долго разговаривали с заведующим. Тот успел поведать о своих не простых случаях на фронте. И еще бы, наверное, проговорили, но привезли тяжелого больного с желудочным кровотечением, и они вдвоем спустились в приемный покой.

Разумеется, потом было еще немало бесед и рассказов. Но вот этот самый первый день их, так сказать, более тесного знакомства Ильич запомнил на всю жизнь.