Пока еще юноша может позволить себе подобные траты, однако, понимая, что сумма весьма высока, всем своим видом выказывает удивление:
– Пять серебряников?
– Да, недешево. Но мы должны покупать припасы.
– Хозяйка, три – это уже вымогательство, а пять серебряников – откровенный грабеж. Даже в том случае, если за эти деньги меня поселят в комнате, достойной королевы.
По лицу женщины пробегает улыбка – возможно, ей понравились его слова.
– Ради такого смазливого личика, как твое, я готова ограничиться вымогательством, причем с возможностью окунуться в горячую ванну. Постояльцев нынче немного, так что ты даже сможешь спать один, хотя... – она меряет его пристальным взглядом.
– Ванну, – презрительно хмыкает вставший на ноги торговец, – женская блажь, вот что это.
– Ванну и питание? – уточняет Креслин, стараясь не обращать внимания на выразительный взгляд женщины.
– И питание. Только без горячительных напитков, – хозяйка берется за метлу и уже более суровым тоном добавляет: – Но деньги вперед.
Креслин смотрит на облака над головой и кивает.
Впустив юношу и закрыв обе створки дверей, женщина ждет, пока он выуживает из кошелька три серебряные монеты. Он радуется тому, что монеты более крупного достоинства зашиты в тяжелый дорожный пояс.
Хозяйка отводит его в комнату, где имеется двуспальная кровать, узенький, в две пяди шириной, стол и фитильная лампа.
Каменный пол ничем не застелен, а единственное окошко больше походит на щель.
– Смотри, тут есть даже подушка и покрывало! – восклицает седовласая содержательница постоялого двора.
– Ты упоминала ванну.
– Да, ванна прилагается к комнате.
– А к ванне – хорошее полотенце, – добродушно дополняет Креслин.
– Да ты разоришь заведение, молодчик!
– Может быть, стоит начать с купания? – произносит Креслин, чувствуя, что весь пропах потом.
– Как пожелаешь.
Пропустив мимо ушей предложение оставить вещи в комнате, юноша следует за хозяйкой с заплечным мешком и мечом. Ванная комната заставляет его вспомнить о презрительном хмыканье грузного торговца: она представляет собой крохотное помещение с двумя углублениями в каменном полу, куда струится вода из подземного горячего источника. От нее исходит запах серы, но такие мелочи ничуть не омрачают радости юноши. Первым делом он достает бритву и сбривает свою щетину, ухитрившись порезаться всего пару раз. Вымывшись сам, Креслин стирает и как можно суше отжимает пропотевшее нижнее белье, надевает вынутую из котомки чистую смену, облачается в кожу и возвращается в свою комнату.
Заперев дверь изнутри, он развешивает полотенце и влажную одежду на нижней спинке кровати, бросается на постель и почти сразу засыпает.
«Клинг... Клинг...»
Звук колокольчика заставляет Креслина подскочить. Сколько же он проспал? Всю ночь? Сумерки за окном могут с равным успехом оказаться и вечерними, и предрассветными. Он садится, нашаривает огниво и зажигает лампу, после чего трогает развешенное на спинке кровати белье. Оно влажное, а до утра бы, пожалуй, высохло.
Натянув сапоги и закинув котомку за спину, он отодвигает засов и выходит в смутно освещенный коридор.
Из дюжины столов в обеденном зале заняты четыре. Креслин устраивается за маленьким столиком, рассчитанным на двоих, и кладет котомку на пол себе под ноги. Он старается не замечать пристальных взглядов давешнего торговца – тот сидит неподалеку за круглым столом. В компании с ним пребывают незнакомый рыжий бородач, хозяйка и еще трое мужчин, вооруженных мечами.
Еще одна женщина, такая же седая, но в сравнении с хозяйкой гостиницы весьма худощавая, подходит к столу Креслина, вытирая руки о некогда белый фартук.
– У нас есть тушеная медвежатина, пирог с дичью, эль и красное вино. Но вино за отдельную плату.
– А что бы ты взяла сама?
– А, особой разницы нет. За серебряник сверху можно получить пару бараньих отбивных.
Юноша с серебряными волосами слегка улыбается, размышляя о том, может ли целый баран стоить больше серебряника.
– Тушеное мясо и эль.
– Это все?
Креслин кивает. Женщина спешит на кухню, а он бросает взгляд на рыжебородого, торопливо опустившего глаза к своей тарелке с мясом. Скорее всего, как раз с бараниной. Один из мужчин-меченосцев, обладатель остроконечной бородки с проседью, перехватывает взгляд юноши, и Креслин вежливо улыбается.
Другой меченосец, тот, что рассматривал Креслина у входа на постоялый двор, заводит разговор с торговцем. Деррилд сначала отрицательно качает головой, но потом кивает. Мужчина с клинком встает и подходит к столу Креслина:
– Не против, если я на минуточку присяду? Меня звать Хайлин, служу у Деррилда в дорожной охране. А Деррилд – купец.
Еще не дождавшийся своего мяса, Креслин жестом указывает на потертый стул напротив.
– Ловко ты разделался с Деррилдом.
– Это я от неожиданности, – отвечает Креслин, еще не освоившийся с языком Храма. – Дело того не стоило.
– Ты, как я понимаю, с далекого запада?
Юноша лишь поднимает брови, ничего не подтверждая и не отрицая.
Хайлин пожимает плечами: