Башня птиц

 Безлунная ночь, сырость, плеск реки и невидимая девушка напоминали что-то виденное или читанное, но страха не было. Девушка, и все тут. Разве можно бояться девушек? И все же оставалось чувство близкой опасности, поэтому он предпочел встать и повернуться лицом к возможной опасности. Увидел нечто белесое, словно размытый ветром туман, мелькнувший и пропавший тотчас во тьме.

 — Что же ты убегаешь? — спросил с вызовом Егор, положа руку на топорище. — Я к тебе, а ты от меня? Иди поближе, познакомимся.

 И тут же что-то толкнуло его в грудь. Егор не удержался и упал на спину, больно ударившись о камни. Топор выпал из рук, но, удержанный ремнем, остался на поясе.

 — Егорушка, — шептала девушка в ухо. — Егорушка, ласковый ты мой, касатик ты мой ненаглядный...

 Холодная чужая рука скользнула по лицу.

 — А ну брысь отсюда! — закричал Егор, вскакивая. — Кто бы ты ни была, убирайся-ка отсюда подобру-поздорову!

 Чиркнул спичкой. Слабый огонек осветил прибрежные камни, воду, клочья травы. Больше ничего. Тогда он решил отойти от берега и развести костер. Пока он брел в темноте, невидимая девушка кружилась вокруг него, то и дело касаясь руками его тела, каждый раз в новом месте, и Егор отмахивался от нее, как от неуловимой мухи.

 На ощупь собрал веток, надрал бересты. Огонь ярко вспыхнул, обнажил светлый круг камней. Егор сел поближе к костру, не расслабляясь и ожидая подвоха. И не зря. Костер громко зашипел, взметнулось вверх пламя, и тотчас же горящие ветки разлетелись во все стороны, разбрасывая искры и погасая в сырой траве. Егор едва успел откатиться в сторону.

 И услышал смех. Громкий, звонкий, самозабвенный. Сперва ему показалось, что девушка справа, и повернулся туда, но смех быстро переместился влево, а потом назад, а потом даже послышался сверху. Ни шума шагов, ни шелеста крыльев. Егор совсем разозлился.

 — Эй, ты, нечисть ночная! — закричал он в запале.— Вот только попадись мне, вот только подойди ко мне!

 — Проказник, — громким шепотом сказала девушка, и тут же ледяная, обжигающая тяжесть навалилась на спину Егора, крепкие руки обхватили его грудь, плотно прижав руки к телу. — Баловник ты мой, люб ты мне, ох как люб, идем ко мне, ну идем...

 Егор всегда считал себя сильным, но как ни вырывался, объятия становились еще сильнее и крепче. Тогда он резко наклонился вперед и что есть силы лягнул сапогом. Нога попала в мягкое, податливое, как пластилин. Задыхаясь и коченея от холода, Егор упал на бок, но освободился от захвата. Быстро перевернулся на спину, согнул колени, напружинив ноги, а руки с зажатым ножом изготовил так, чтобы отразить возможное нападение. В почти абсолютной темноте драться было тяжело, тем более с противником, превосходящим его по силе, хитрости, и, самое главное, с невидимым и незнакомым. Недруг его, казалось, не устал, голос был таким же ровным и томным:

 — Ну как же ты, Егорушка? Почему ласки мои отвергаешь? Разве я не люба тебе? Ну, обними меня, приголубь, холодно мне, ох, как холодно.  Холодная рука скользнула по лицу Егора, и он едва успел ударить по ней, но тотчас же рука рванула ворот рубахи, и он на мгновение ощутил прикосновение льда под мышкой.

 — Ах ты подлая! — сказал сквозь зубы Егор и стал яростно размахивать ножом, описывая круги на уровне груди.

 Но это не помогло. Ледяные руки касались его то тут, то там, и один раз он ощутил прикосновение твердых губ на своей щеке — словно жидким азотом капнули. Девушка смеялась беззлобно, звонко, но в этом смехе звучала такая уверенность, что Егору наконец-то стало страшно. "Ведь она только играет со мной, — подумал он, — пока лишь играет, а я, взрослый мужик, не могу справиться с ней. А что же будет, когда она и в самом деле проявит себя во всей своей силе?"

 — Что тебе надо от меня? — прохрипел он, задыхаясь от усталости. — Что я тебе сделал дурного? Зачем ты мучаешь меня?

 — Не отвергай меня, — сказала девушка. — Обними меня.

 — Утром, — ответил Егор, — вот рассветет и обниму.

 — Нет, только ночью.

 — Я устал. К чертям собачьим такие объятия, от которых мороз по коже. Дай развести костер, и я соглашусь.

 — Нет, милый, нет.

 И что-то холодное, тяжелое, словно глыба льда, навалилось на Егора, придавило его к земле, и напрасно он пытался освободиться от этой живой, хваткой глыбы. Стало совсем тяжело, собственное бессилие бесило пуще всего, он обхватил руками то, что навалилось на него, и ощутил человеческое тело, холодное и влажное. Струи воды полились ему на лицо, от них исходил густой запах рыбы и водорослей. Преодолевая отвращение, захлебываясь, он размахнулся и с силой ударил ножом в это тело. Нож неожиданно легко, как в воду, вошел в тело и звякнул по пряжке ремня. Тогда он отбросил его, схватил это тело руками и стал мять, ледяное, аморфное, тягучее, липкое, пытаясь оторвать от себя хотя бы по частям.

 — Крепче, милый, крепче, — шептала девушка, — ах, как тепло, родимый.