Башня вавилонская

— Да, — кивает Максим. — Вежливо выражаясь, бряцает — а не имеет.

— Как первый Доктор Моро? — вкрадчиво интересуется мистер иезуит.

— Именно.

И тут все замирают и некоторое время смотрят друг на друга.

— Но он же не «какой-то левый педофил», — цитирует кого-то ошеломленный Щербина. — Он настоящий Шварц… только ненастоящий.

— Скажите, Максим, — самое время спросить. — а гнев он тогда испытывал? Когда выступал?

— Нет… изображал, зато море удовольствия — как он сейчас нас красиво приложит… — Начинает усмехаться и останавливается на полпути. Знакомое чувство, да?

— Псевдоманьяк. — говорит Камински. — Даже не копировщик.

— Какая пакость, — вздыхает Сфорца. — Вот это все. Иск от имени. С головой. Живой укор миру. Сам убил, сам укоряет. И, Боже — если бы это было настоящее, да? Нет, спектакль! Мерзость, ненавижу…

— Не знаю, — задумчиво говорит Грин, — радоваться ли, что вы не испортили мне ковер. Или огорчаться.

— Меня еще может на него стошнить, — обещает Сфорца. — Официальный розыск объявляем?

Неофициальный, понятное дело, начнется через минуту или две. Уже начался. Слежка — еще раньше.

— Он уже в розыске после стрельбы в университете, — напоминает Левинсон. — И если он поведает подоплеку, репутация университета пострадает всерьез, да и вашему родственнику достанется. — И самому Левинсону тоже, но… за все приходится платить. Рано или поздно. Это было несколько смешно — он всегда меньше всех боялся провала. Даже до несчастного случая на производстве, а уж после… До позавчерашнего дня. Может быть, Шварц и не трус. Может быть, он — умный и предусмотрительный человек, который понимал, что голого не разденешь, а железяке не отомстишь. Сначала ее нужно оживить. Ну спасибо ему, в любом случае. За это. — Он будет держать это тухлое яйцо над нами, пока ему нужно. А потом с удовольствием уронит, — заключает Левинсон. — Так что я бы, прежде чем начинать скачки, нашел способ уронить его сам.

— Я тут подумал, — говорит Щербина, и глаза у него шальные, «новгородским духом тянет», что называется.

— Редкий случай… — смеется Камински.

— Да, и мне понравилось, и я подумал еще. Сначала об этой ерунде с сюжетом, а потом о девочке Ане. Мы тут работаем, а она там отдыхает.

— И что вы предлагаете?

— Она там не одна отдыхает, она там с Одуванчиком отдыхает и в прошлый раз они вот так же вдвоем раскопали автора идеи. Сериала этого вашего, — поясняет он, — «Мстителей». Только он не совсем автор, ему Лехтинен эту мысль подкинула. В виде армейской байки. Видимо, крепила ряды обороны: «И обвинения ваши абсурдные, из модного телесериала взяты.» Так вот я предлагаю им позвонить и пусть крутят линию дальше. Пусть рыбу сделают, с остальным отдел по связям и сам справится.

— Она тебе скажет…

— Но потом обрадуется. — Думает, явно сомневается, добавлять ли. Решается. — Я бы обрадовался. Нет, не так. Если бы я проснулся и подумал, что никому больше не нужен. Вы же не хотите ее списать?..

Кажется, за это тоже следует быть благодарным Шварцу. Знакомься, Дьердь, вот тебе обратная сторона твоего меньшего зла. Дети, которые боятся быть ненужными больше, чем смерти. Оно, конечно, тоже проходит. Лет за десять.

— Убедил. Звони.

* * *

Анна проснулась рано, еще было темно — и легко, без будильника и самоуговоров. Вчера — нет, сегодня, часа три назад, — ей скинули задание. В исключительно неподходящий момент, впрочем, там все моменты были неподходящими. Особенно разговоры из тех, которые можно вести, только накрывшись простыней с головой. Чтобы никто не слышал. О себе.

Очень вежливый Максим со слегка наигранной завистью в голосе. «Чтоб вы там не скучали в перерывах. Кое-какие материалы возьми у нас, лови реквизиты».

— Узнаю юмор родного универа, — сказала Аня, отключила телефон и зашвырнула под кровать.

Теперь она смотрела в скачанные материалы, сидя на полу по-турецки, с ноутом на коленях. Статья. Журналистское расследование. Сенсация. Это будет красиво — «Подлинная история персонажей культового сериала», или как-нибудь так.

Вот только труп. Труп не лезет в красивую историю о защитниках на суше и на море, то есть, на фронте и педагогической стезе.

— С трупом мне что делать?! — взвыла она на всю комнату.

— Что? С каким трупом? — спрашивает мутный сонный голос. — Что ты так кричишь?

Он еще тут жалуется. На полтора часа больше проспал и мало ему. Рассвести уже успело.

— Труп у меня.

— Не трогай, разберусь… — Деметрио выдирается из под подушки, находит голову руками, протирает глаза. — Какой труп? Чей труп?

— Да Морана же! — Как будто он Максима не слышал.

— Да я его тебе так закопаю, концов не найдут… Слушай, кого? Морана? Так его уже…

— Морана уже. А труп нет. Не лезет в историю труп.

— Земля, значит, не принимает. Неправедно жил, — заключает Одуванчик и пытается залезть обратно.

— Нет уж. Обещал — закапывай!

— Дай я хоть кофе сварю…

— Кофе? Кофе я тебе сама сварю.