Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих

С юности подвизался он в Синайской пустыне — сначала в монастыре, потом в гранитной пещере; его называли «вторым» или «новым» Моисеем. После сорокалетнего отшельничества преподобного Иоанна упросили стать игуменом Синайского монастыря. Братия и сомолитвенники, зная мудрость и духовные дарования старца, уговорили его написать руководство для монахов, что и было сделано. Так появился знаменитый аскетический трактат «Лествица, возводящая к небесам», тридцать глав которой разъясняют греховные страсти и христианские добродетели. Отказываясь от первых и приобретая последние, подвижник по ступеням восходит к духовному совершенству… Незадолго до смерти Иоанн Лествичник снова ушел на безмолвие в прежнюю пещеру, где и скончался.

Небольшой храм и указывал именно на близость этой пещеры в скале, свидетельницу духовных поражений и побед великого святого. Дверь в нее открывалась старинными ключами, которые дал абуна Михаил. Я готова была снять обувь и прыгать по острым камням, раздирая ноги в кровь… Поймет ли мое благоговение перед святыней этого жилища неверующий? Бог весть…

Внутри небольшого пространства кельи-пещерки преподобного Иоанна было выдолблено каменное ложе и низкий столик; углубления в стене чернели от множества прогоревших свечей. Поставила и я свою свечку — за всех, кого только встретила в жизни. Да дарует Господь по молитвам здесь бывших святых полезное живым, а усопших упокоит в селениях праведных.

Сев на ступени перед входом, я стала обозревать окрестности: горы, горы и горы, голые камни, которые меняют лишь цвет в зависимости от времени суток и сезона. Оглушающее безмолвие. Тот же самый пейзаж четырнадцать веков назад был перед глазами Иоанна Лествичника, в этом суровом месте он стал святым… Чудо, что я оказалась здесь. Много прочитано про синайских подвижников, но насколько яснее и объемнее воспринимается их мир, когда собственными глазами увидишь суровые места невероятных монашеских подвигов…

Калаб не дал пофилософствовать.

— Мария! Не ждем теперь!

Когда подошли к обрыву возвышения, на котором стояла церковь, внизу стал виден небольшой оазис среди камней: по прямой метров двести. Вид сверху: за каменными стенами домик отшельницы, небольшие хозпостройки, несколько грядок и высоких деревьев. Значит, там был какой-то источник…

— Кричи!

— Что? — сжалась вся моя внутренность.

— Мария, Мария.

Вдохнув побольше воздуха, сверху вниз я крикнула:

— Ма-ри-я!.. Ма-ри-я! — и замерла. — Мария!

Вскоре внизу показалась черная игрушечная фигурка, вышедшая из домика.

— Мария, — подтвердил Калаб. — Вниз! — и увлек меня за руку за собою.

Внутренне я готовилась к этой встрече и вдруг поняла: не знаю, о чем говорить с отшельницей. Калаб потянул меня за собой, взяв за руку — по камням, между камней, через расщелины. Он очень торопился. Скит все приближался, увеличиваясь в размерах, прятался за свои высокие стены, и, наконец, я увидела Марию, ожидавшую за воротами. Взгляд ее был пронзительный.

— Who are you?

— Наталья… Монахиня Р. послала меня… ой, как это по-английски… послала меня к вам… Сестра Р. из Иерусалима! Sister Р.!

— Oh!.. Sister Р.? Yes, I know… — признала Мария. Глаза ее показались мне голубыми и бездонными. Она была похожа на очень красивую молодую бабушку из сказки братьев Гримм.

— Ой, вот я вам принесла еду, — английский напрочь вышибло из головы. — Калаб, отдай, пожалуйста…

Калаб протянул ей пакет с перцами плюс какие-то печенюшки еще из Иерусалима, монастырский хлеб. Мария приветливо кивнула знакомому ей проводнику, с благодарностью приняла приношение. Мне стало стыдно, что пожалела деньги на фундыки-мундыки, хотя это, может, и не монашеская еда…

— Вот еще… Масло от Николая Угодника из Бари, — достав из сумки, протянула ей фирменный пузырек. — И крем от варикоза. — Мой тюбик был наполовину пуст.

Мария и это с благодарностью приняла. Господи, почему раньше не узнала, что у нее больные ноги, я бы мешок этого крема привезла. Она как будто прочла мысли.

— It’s enough, thank you. What do you want?

— Хочу сказать о старце Паисии Святогорце… Геронда Паисий…

— Oh! , — воскликнула Мария.

Тут меня понесло. Получилось полное «смешение языков французского с нижегородским», то есть русского с английским. Я пыталась рассказать о проблемах со съемками фильма про старца Паисия Святогорца, из-за которых отказалась быть сценаристом: делается он без должной подготовки, составляется только из кусков интервью с греками, в которых речь идет лишь о чудесах без рассказа о его невероятных аскетических подвигах: эдакий волшебник с палочкой…

— So it is impossible to do. Paisius have good study, — серьезно сказала Мария.

— Ой, не поняла! What did you say?

Мария повторила свою фразу, но я все равно не могла понять ее простого английского предложения. Тогда Калаб, с интересом следивший за беседой, перевел:

— Мария говорит: Так не делать. Паисия надо хорошо учить.

— Учить? — не поняла я.

— Как это по русский? — подыскивал слово Калаб. — Study… Изучение… Хорошо изучение.

— Хорошо изучить? — подсказала я.

— Да, да, — ответил Калаб.