Битвы, изменившие историю

Последнее обстоятельство выступило на первый план в сражении при Марафоне в 490 году до н. э., а в Платеях оно решило дело. В обеих битвах азиаты, сильные и храбрые воины, сражались так, как это характерно для племен: небольшими отрядами по десять-двенадцать человек, поочередно стремительно наступая в разных местах битвы. Но в месте атаки выстроенная в ряд греческая пехота неизменно превосходила их числом, длинные пики не давали им приблизиться, в ближнем бою греческие доспехи оказывались непробиваемы, а доспехов у них не было, лишь маленькие круглые щиты, способные задержать стрелу. При Марафоне персы обратились в бегство; при Платеях они потерпели сокрушительное поражение, и даже конница, бывшая предметом гордости персов, не смогла противостоять частоколу греческих копий.

И все же битвы при Фермопилах, Саламисе, Марафоне, Платеях не привели к решающим результатам. Они позволили грекам сохранить на время созданную ими цивилизацию и показали их недосягаемое тактическое мастерство. За победами греков не было такого фундаментального преимущества, как технология производства мечей и мушкетов, стоявшая за покорением американских индейцев белыми людьми. Персы могли бы не хуже греков изготавливать железные доспехи и восьмифутовые[2] пики и обучать воинов обращению с ними; персы не меньше греков были способны научиться маршировать в ногу; и когда некоторые из них поняли, в чем хитрость этого фокуса, персы замаршировали.

Даже преданность не была монополией; в столетие, которое последовало за Платеями, греческий характер стал ощутимо клониться к закату в результате конфликтов, известных под названием Пелопоннесской и Коринфской войн. Воин-гражданин поднялся на защиту своего дома, но от него требовалось почти ежедневное спасение родины в течение нескольких лет, и он в большей степени стал солдатом, чем оставался гражданином; поэтому в промежутках мира между сражениями он постепенно начал осознавать, что потерял дом и превратился в наемника.

Подробно вдаваться в запутанные перипетии того времени не обязательно. Главная тенденция ясна: Персия мало-помалу подчиняла Грецию не силой оружия, которое терпело поражения, а политическим воздействием системы, которая умела соединять малое в большое. Под предводительством Ксенофона 10 тысяч греков прошли по Малой Азии, и никто не был в силах их остановить, но это были наемники на содержании персов. Когда Спарта установила гегемонию в греческой цивилизации, греческий же флот сверг ее среди островов в битве при Книде в 394 году; но флот получал плату из Персии и находился под командованием персидского сатрапа. По условиям «царского мира» 386 года Персия безоговорочно получила греческие города Малой Азии, и вечное вмешательство персов в греческие дела стало считаться правомерным. Спарта, Фивы и даже Афины друг за другом брали персидские деньги на поддержание проектов, которые в итоге приносили выгоду только Персии.

Иными словами, несмотря на всю внушительность армий и умелое командование, на уровне государства греки не сумели ничего противопоставить персидской системе управления и персидскому образу жизни. Сначала Персия начала адсорбировать их, затем этот процесс превратился в абсорбцию, когда внутренние конфликты значительно ослабили греков. Механизм коллективной обороны, характерный для греческой культуры, распадался, а по сути уже распался.

II

В 367 году Филиппа, младшего сына царя Македонии, отправили в Фивы в качестве заложника, гарантирующего «примерное поведение» маленького, но неугомонного царства его отца по отношению к раскинувшимся на побережье греческим полисам. От их имени выступали Фивы, ибо в то время они на краткий период заняли главенствующее положение. За четыре года до Левктр фиванцы нанесли ошеломляющее поражение одной из спартанских армий, дотоле неуязвимых, убив стоявшего во главе армии царя и положив конец лидерству Спарты в континентальной Греции, которое Спарта уже потеряла раньше на островах.

В то время сам воздух Фив был наэлектризован, и удивительное свершение фиванских земледельцев вызвало немало толков. Говорили, что оно удалось благодаря главнокомандующему (и главе государства) Эпаминонду. Столкнувшись со спартанской армией, известие о приближении которой повергло его родной город в уныние, он решил пойти против обычая и не вывел войска тяжеловооруженных пехотинцев параллельными рядами. Он перестроил своих лучших воинов в массивную колонну глубиной в пятьдесят человек, поставил на левом фланге и выдвинул далеко вперед до того, как столкнулись остальные части двух армий. Этот громадный людской таран пробил насквозь правый фланг спартанцев, и все спартанские воины, не полегшие на землю, вскоре бежали в разные стороны.