Блюз бродячих собак

Но когда я впоследствии изложила свою теорию людям, имеющим детей, то они подняли меня на смех. Страдальцы утверждали, что дети выкручиваются из любого скотча с такой же легкостью, с какой фокусник Гудини выпутывался из железных наручников. И что способов борьбы с ними, дающих гарантию хотя бы в сорок процентов, просто не существует.

В общем, мне пришлось бросить работу, посадить Костика на пол, усесться напротив него и попытаться отвлечь разговором. Он ерзал и подпрыгивал на месте, но я не спускала с него глаз. Может, попросить его рассказать о друзьях? Можно выиграть минут десять…

— Костик! — воззвала я. — С кем ты дружишь в садике?

И знаете, что Костик ответил, глядя на меня честными детскими глазами?

— Ни с кем. Они все такие хулиганы!

То есть я поняла, что Костик — это еще не предел.

Самое смешное было потом. Вернувшаяся Галка заявила, что обучить Костика читать может только укротительница тигров, и то вряд ли. Лично она давно уже давно потеряла надежду сделать из Костика грамотного человека.

Итак, я оказалась на улице. В самом прямом смысле. Вышла из института, в котором проработала почти пятнадцать лет, и побрела по направлению к метро. В желудке было пусто, на душе горько.

Нет, ну объясните вы мне одну вещь. Каждый вечер по телевизору депутаты и правительственные чиновники разного уровня радостно сообщают нам, что мы с вами стали жить намного лучше, а наши доходы увеличились на много-много процентов. Вы это ощущаете? Лично я — нисколько. И мне очень интересно, где скрываются эти счастливые люди, о которых нам сообщают по телевизору? А может, наши руководители имеют в виду один процент россиян, называемый олигархами?

В таком случае скажу только одно: «Молодцы, правители! Славно поработали».

Я мысленно прокляла всех отечественных демократов, пожелала им пожать плоды собственной деятельности, вошла в подземку и принялась ждать поезда.

Время было раннее, народ еще не потянулся с работы, и вагон оказался полупустым. Я плюхнулась на сиденье и начала подсчитывать убытки.

Да. Я лишилась единого проездного и пакета кефира. Жалко? Жалко. До ужаса.

Но с другой стороны, на работу мне больше ездить не нужно, так что необходимость в проездном отпадает. А что касается пакета кефира, то у меня остается с десяток верных школьных лоботрясов, которые не дадут умереть с голоду.

Ладно. Первое время как-нибудь перебьюсь. Но в дальнейшем придется подсуетиться.

В полном расстройстве чувств я вышла из вагона и побрела к выходу. В переходе купила газету с объявлениями о работе. Дома просмотрю.

По дороге я размышляла о том, как хорошо я сделала, что не стала рожать ребенка. Вот как бы я объясняла ему сейчас, что кушать нужно не три, а два раза в сутки? Причем кушать исключительно макароны, картошку и капусту? Боюсь, что при взгляде в непонимающие детские глаза, у меня бы возникло одно сильное искушение. Записаться в террористки и взорвать к чертовой матери здание, в котором наши депутаты, остро нуждающиеся в консультации диетолога, принимают решения о том, на какие деньги в месяц я должна питаться.

Дом встретил меня равнодушной тишиной. Я стащила с себя сапоги и куртку, швырнула их на пол, пошла в зал и упала на диван.

Как же мне надоело сражаться за существование!

В детстве я всегда мечтала о профессии археолога. Как и все непосвященные, я видела в ней только романтическую, красивую сторону. Но мама мое желание неосмотрительно поддержала, и в восемьдесят седьмом году прошлого века я поступила в педагогический институт на факультет истории.

Археологической практики я ждала с замиранием сердца. Тем более, что практика должна была проходить летом, в Крыму, неподалеку от Керчи, на берегу моря.

«Что может быть лучше? — думала я в упоении, усаживаясь в плацкартный вагон поезда «Москва-Керчь». — Лето! Море! Палатки! Греческий полис под названием Пантикапей, который мы будем копать! Экзотика!»

Прозрение наступило сразу после того, как я прибыла на место. Археологический лагерь находился в сорока километрах от города, и мне пришлось заплатить таксисту астрономическую сумму, чтобы добраться до места моих будущих научных подвигов. Вот так сразу я оказалась практически без наличных.

Удивительно, но меня никто не встретил. Когда я разыскала одного археолога, блуждающего среди брезентовых палаток, и поставила его перед фактом (а вот и я), никакого взрыва радости не последовало.

— А, практикантка! — сказал мужчина, окинув меня неодобрительным взором. — Как фамилия?

— Колесникова.

Мужчина моментально потерял ко мне интерес.

— Не выдержит, — пробормотал он себе под нос загадочное резюме. И добавил:

— К начальнику экспедиции зайди.

— Где он?

— А бог его знает… Палатка вон та.

Я бросила на раскаленный песок дорожную сумку и взмолилась:

— Вы не дадите мне стакан воды?

Археолог снова окинул меня взглядом. На сей раз насмешливым.

— Воду нам привозят из города раз в неделю, — сообщил он.

— Уже кончилась? — ужаснулась я.

— Нет, не кончилась, — успокоил он. — Но скорей всего, немного протухла. Вон бочка.