Бог нажимает на кнопки

Может быть, только однажды, еще в глубоком детстве… Да, там была старуха с похожим лицом.

И Кирочка вспоминает, как мама купила ей надувного резинового зайца для плавания. И на резине было легкое напыление. Что-то такое под замшу, чтобы создать иллюзию мягкой шкурки. И она стояла на улице возле дома и ждала маму, которая накладывала последние штрихи косметики перед выходом на пляж (зачем, кстати, перед купанием краситься?), и держала зайчика под мышкой. А тут и подошла эта старуха.

Откуда она взялась? Может, соседкой была. Может, просто мимо проходила. Неважно. Зато, по всей видимости, она была подслеповатой и не разглядела как следует, что именно Кирочка держала в руках. И начала кричать на Кирочку:

– Зачем ты мучаешь котенка? Отпусти его, проклятая! Отпусти! Иначе гореть тебе в вечном пламени. И будут мучать тебя до скончания веков!

Вечно! Вечно!

И глаза у старухи – узкие, слегка затуманенные гноем – излучали жуткую ненависть. И веру. Искреннюю веру. Такую же, как у того парня. Хотя он совсем не казался злым, а даже наоборот. И все-таки было между ними что-то общее.

Вот поэтому, наверное, Кирочка и боится. И сосет конфетку, а на глазах слезы. И не хочется ей завтра идти на работу. И видеть, как кудесник простирает пальцы над головой какого-нибудь увечного и, словно гвоздь плоскогубцами, вытаскивает из него привычное тому страдание. А сам задыхается, и хватается за сердце, и ищет еще совсем недавно полными силы и жизни пальцами аэрозоль, и прыскает, но не успевает вдохнуть и падает в обморок. Прямо к Кирочкиным ногам, которые сейчас пока в безопасности, обутые в мягкие тапочки с пухом.

Дастин сказал ей днем, что она настоящий и большой молодец. Потому что отлично справляется и ухитряется не особо раздражать эту мымру Клару.

Клара как раз тогда продефилировала мимо, и Дастин хитро подмигнул, косясь в сторону ее увенчанной сложной волосяной конструкцией фигуры.

– А вам не страшно? – спросила его Кирочка.

– Чего именно я должен бояться?

– Ну, этого шоу.

– Нет. Мы же профессионалы.

– Да я не об этом. Не о программе. О самом сеансе. Об исцелении. Как он это делает? Страшно.

– Я не знаю. Вот завтра придут врачи-консультанты, спроси у них.

И Кирочка хочет спросить. Чтобы они убедили ее, что все в порядке, что все поддается научному объяснению, что все по-доброму и так, как надо.

А ведь она никогда не верила в детские сказки про колдунов. И поэтому сама не поймет, отчего же все-таки так страшно. Как маленькой. Как той, кому не справиться с кошмарным сном без маминого поцелуя и карамельки.

Глава 9. 1988 год

Это было на уроке анатомии. Изучали строение головного мозга. И на большой иллюстрации, прикрепленной к доске, как на карте, дыбились какие-то барханы и лунные кратеры.

По этому инопланетному ландшафту резво скакала указка училки, а он следил за указкиным острием и представлял себе, что оно, как шпага, как хирургический инструмент, сейчас вдруг вонзится в серо-бежевое желе, вспорет его ловким надрезом и с доски на пол, мимо училкиного стола и дальше между партами, польется горящая клубящаяся лава, пачкая кеды, присыхая к ним вечным свидетельством свершившегося кощунства.

«Я за последней партой, – думал он. – Интересно, докатится ли досюда волна мозгового вещества? Или остановится посередине, где-то возле очкарика и воображули с бантами?»

Очкарик, словно почувствовав, что кто-то о нем думает, заерзал на стуле и покрутил шеей.

«А если проткнуть его мозг, интересно, польются ли оттуда все заработанные им за восемь классов хорошие оценки? Или те знания, которыми эти оценки были заработаны? – продолжал думать мечтатель с последней парты, глядя на очкарика. – Нет, оттуда польются его всегдашние мыслишки о том, как хорошо было бы оттрахать соседку».

Лицо мечтателя исказила гримаса презрения. И вовсе не потому, что ему самому в голову никогда не приходили подобные мыслишки. Напротив, он бы тоже с удовольствием опробовал мощь одного своего еще пока не востребованного в полной мере органа на половине одноклассниц. Но подобные приятные забавы он воспринимал как сладкий приз за более важные свершения. И никогда – никогда! – он бы не подумал о сексе как о самоцели, способной отвлечь его мозг от чего-то более важного.

Отвлечь мозг! Вот эту невзрачную штуку? Этот дрожащий в миске черепа мусс, от одного вида которого любому гурману захочется блевать? Эту беззащитную, достойную лишь презрительного плевка массу, которую так легко нейтрализовать, уничтожить?

– Разные отделы головного мозга ответственны за разные функции человеческого организма, – ворковала тем временем училка.

У нее, как и у многих других ее коллег, был бесцветный и безвкусный голос, который проникал сквозь сознание и моментально выветривался без следа. Если бы ее ученики были коврами, то все осевшие с ее помощью в их мозгах (что за прилипчивое слово!) сведения можно было бы просто сдуть, не прибегая ни к помощи пылесоса, ни к помощи старой доброй выбивалки.