Бородин

Где были в это время его братья, долго служившие в качестве судебных приставов? Это не имело значения: по документам они не значились Бородину родственниками. Душеприказчиками стали Дианин и Доброславин. У Павлыча Митя попросил одну из семейных икон, Еня — портрет матери. Балакирев тоже попросил самое для себя дорогое — партитуру Девятой симфонии Бетховена.

Римский-Корсаков продолжает: «После похорон Александра Порфирьевича на кладбище Невского монастыря я вместе с Глазуновым разобрал все рукописи, и мы порешили докончить, наинструментовать, привести в порядок все оставшееся после А. П. и приготовить все к изданию, приступить к которому решил М. П. Беляев».

Что за операцией стоял именно Беляев, окончательно выясняется из еще одного документа. 25 августа пристав Федоров был вновь вызван в академию и со слов профессора Дианина, уже избранного преемником учителя, составил опись нотных манускриптов. В нее вошли неоконченная Третья симфония ценою в 300 рублей, романсы «Для берегов отчизны дальной», «Спесь» и «Восточный романс» («Арабская мелодия», 100 рублей), «оркестровый нумер» под названием «У людей-то в дому» (100 рублей), Второй квартет (200 рублей). Первым пунктом значились некие «Неизданные музыкальные произведения в рукописях» (3000 рублей). Надо полагать, под этим названием скрывался «Князь Игорь». Опера была куплена Беляевым «на корню», однако права на издание не были толком оформлены: Митрофану Петровичу впоследствии пришлось еще заплатить Бесселю за уже изданные им три арии. Когда же он попытался купить у Юргенсона права на романсы, то потерпел фиаско. Петр Иванович написал тогда Чайковскому: «Не знаю, писал ли я тебе, что Беляев пожелал приобрести романсы Бородина у меня?.. Ах, анафема! Воображает, что так богат, что мелкую сошку сманить нетрудно! Ах, материн сын! Я ему за 4 романса — 5000 р.! Ответа не было»…

Закончив диктовать приставу, Дианин заявил, «что другого какого имущества или капитала не имеется, а равно и ценностей». Содержание описи поразительно совпадает со списком сочинений Бородина, вскоре изданных Беляевым. В ней нет Второй симфонии, права на которую принадлежали Бесселю, нет и ранних произведений, печатать которые Митрофан Петрович не собирался (хотя они оказались у него дома и были обнаружены после его смерти). Зато включена Третья симфония, рукописи которой не существовало в природе, пока… Пока 2 апреля Глазунов не поставил последнюю точку в партитуре первой части, а 14 мая — в партитуре скерцо. Беляев лично помог молодому композитору оформить титульный лист.

Римский-Корсаков в изданной после его смерти «Летописи» сказал как есть: «Я… забрал к себе все его музыкальные рукописи». Стасов к первой годовщине со дня смерти Александра Порфирьевича в статье «Поминки по Бородине» нарисовал иную версию событий:

«Через немного недель после смерти Бородина Н. А. Римский-Корсаков, взявший на себя обязанность рассмотреть и привести в порядок, для возможности всеобщего пользования, все то, что осталось недоконченного и неизданного между музыкальными творениями его покойного друга, созвал в квартиру покойного ближайших товарищей его по музыкальному делу, его ближайших друзей и почитателей: здесь молчаливым свидетелем и как бы председателем собрания был сам Бородин, в лице портрета, поставленного на стол рядом с грудами рукописных нот, о которых должна была пойти речь. Самым капитальным, но, к сожалению, не вполне доконченным созданием являлась тут опера «Князь Игорь» на сюжет, взятый из «Слова о полку Игоревом». Рассмотрели либретто, приготовленное самим автором, рассмотрели музыку, как уже вполне законченную, так и оставшуюся в набросках и черновых эскизах. Потом рассмотрели прочие сочинения Бородина, еще неопубликованные или недоделанные: некоторые части 3-й симфонии, струнный квартет, романсы. После этого Н. А. Римский-Корсаков подробно изложил свой план действия, который не мог не быть одобрен всеми присутствовавшими… Римский-Корсаков теперь уже в третий раз приступил к этому высокому и трогательному делу: заканчиванию, для публичного исполнения и всеобщего пользования, музыкальных творений крупных русских композиторов после их внезапной смерти; однажды он кончил и поставил на сцену «Каменного гостя» Даргомыжского, другой раз — «Хованщину» Мусоргского; теперь очередь пришла и для «Игоря» Бородина. Нельзя было уже вперед не быть глубоко уверенным, что такой высокий художник, как Римский-Корсаков, исполнит свое дело с таким священным почтением к памяти усопшего композитора, с таким мастерством и великолепным результатом, как этого не в состоянии был бы исполнить ни один из всех его сотоварищей, какие у нас есть налицо. Собрание радостно утвердило все его предположения — и вот теперь дело уже доведено до конца… Вся эта громадная масса музыкальных сочинений Бородина напечатана в великолепном и необыкновенно изящном виде М. П. Беляевым, приобретшим право собственности на все самое главное еще при жизни Бородина, от него самого, а на остальное — после его смерти…»