Бремя одежд

Возле портрета Дональда она остановилась – как будто его рука протянулась из этой украшенной орнаментом рамы и остановила ее. Грейс медленно повернула голову и посмотрела на изображение покойного мужа. На какое-то мгновение ей показалось, что его глаза ожили, черты лица сложились в самодовольную, надменную ухмылку… уголки губ презрительно приподнялись. «Что посеешь, то и пожнешь» Грейс протянула руку и смяла цветы, обвивавшие раму… потом ее пальцы медленно разжались. С ее губ не сорвалось ни одного бранного слова. Она посмотрела прямо в глаза Дональда и громко прошептала:

– Ничего ты мне больше не сделаешь, и я буду счастлива вопреки твоему стремлению. Я даже могу родить еще одного ребенка… ты слышишь… еще одного ребенка.

Нет… она отвернулась и начала медленно спускаться по лестнице… не надо больше детей, пусть будет только Эндрю.

Эндрю! Она стояла в центре холла. Дом был таким пустынным. Может, с Эндрю что-нибудь случилось? Что если он упал с одного из холмов и теперь будет лежать там всю ночь?.. Не говори глупостей, не говори глупостей. Эндрю знает все тропинки, как свои пять пальцев…

Позвонить тете Аджи и сообщить ей о том, что случилось? «Да о чем это я?» – упрекнула себя Грейс. Ведь тетя сейчас в Девоне – она решила для разнообразия провести нынешнее Рождество там. Разве Эндрю лично не сопровождал туда Аджи и ее подругу, чтобы устроить их как положено и остаться с ними до второго дня праздника? Да, первоначально планировалось, что он останется. Но он вернулся. Если бы он не сделал этого… Спокойнее, спокойнее.

Грейс зашла в гостиную и огляделась.

Обстановка комнаты казалась такой веселой – елка, фонари, ветки остролиста. Рождественская ночь… но дом был мертв.

Грейс приложила руки к голове, и как раз в этот момент у входной двери раздался звонок. Она, как ребенок, подбежала к двери и открыла ее. На пороге стоял Эндрю. Грейс с плачем упала ему на грудь.

– О, Эндрю! Эндрю!

– Ну, ну, успокойся.

– Я подавала тебе сигнал, но ты не ответил… я испугалась.

– Я стоял возле дома. Уже не мог больше выдержать. Подождал, пока уйдет кухарка.

– О, мой дорогой, давай я повешу твое пальто.

– Нет, Грейс, я здесь не останусь.

– Что? – она в изумлении раскрыла рот.

– И ты тоже не останешься. Мы не можем начать новую жизнь здесь, в этом доме. Иди бери пальто, да одевайся потеплее. Я пока выключу везде свет.

– Да, да, Эндрю, – она быстро повернулась и взбежала по лестнице.

Буквально через несколько минут Грейс снова присоединилась к Эндрю. Некоторое время он смотрел на нее, потом, подняв воротник ее пальто и плотнее прикрыв ей шею, он повел Грейс к двери. Здесь он выключил последнюю лампочку…

Им потребовалось около получаса, чтобы добраться до дома Эндрю. Когда Грейс начала снимать пальто, Эндрю зажег лампу, и в трепетном свете пламени она увидела, что он приготовился к ее визиту: возле камина, между двумя потертыми креслами, красовался чайный стол, сервированный закусками.

– О, Эндрю!

– Садись и предоставь все остальное мне… это мой вечер, – он улыбался. – Ничего не надо больше говорить, садись.

Он силой усадил Грейс в кресло и коснулся ее щеки, потом отвернулся, чтобы приготовить чай. Затем он сел напротив и начал подавать ей блюда, заставляя есть, и все это время не отрывал от нее глаз.

Под его любящим взглядом настроение Грейс стало улучшаться. В свете лампы лицо Эндрю казалось почти мальчишеским. Через какое-то время, когда он так и не отвел от нее своего странно мягкого взгляда, Грейс спросила:

– В чем дело, Эндрю?

Он отвел на миг глаза и, наклонившись к ней, взял Грейс за руки. Потом снова посмотрел на нее и тихо сказал:

– Я столько лет мечтал об этом моменте – с тех самых пор, когда впервые увидел тебя на кухне и мне показалось, что те розы предназначались мне. Много вечеров я представлял, что ты сидишь здесь, а я разливаю чай – это правда… и еще я мечтал о многом другом…

– Да?

– Да.

– Расскажи.

– Потом, когда уберу со стола.

Когда Эндрю убрал посуду, он вернулся к Грейс, нежно привлек ее к себе и усадил на колено.

Они начали разговор, но не о том, что случилось за день, а о маленьком домике возле Бакфастлея, о том, как Эндрю найдет себе там работу на одной из близлежащих ферм.

Грейс знала, что это тоже было его мечтой.

Некоторое время спустя огонь в камине угас.

Эндрю погасил лампу и, взяв Грейс на руки, стал боком подниматься по узкой лестнице. Грейс смеялась, прижимаясь лицом к его шее. На маленьком квадрате лестничной площадки он остановился и поставил ее на ноги.

– А в мечтах нести тебя было намного легче, – засмеялся он.

Грейс почувствовала, что ее охватывает буквально приступ смеха. Ее начало трясти, как в лихорадке, и трясло до тех пор, пока это безудержное веселье не взорвалось потоком слез, которые, казалось, текли не только из глаз – отовсюду.

– О, Эндрю! Эндрю!

– Ну, ну, успокойся, любовь моя.

– Ничего больше не имеет значения, Эндрю…

Ничего.

Ничего, ничего…

Вот только потеря Стивена и Беатрис.

И Джейн…

О, Джейн.

Джейн…