Развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Гудвинов так и остался стоять, прижавшись лбом к холодному стеклу, по которому неспешно ползли прозрачные дождевые капли.
Шеф подошел ко мне после обеда. По его лицу ничего нельзя было прочесть, он снова нацепил маску невозмутимости и спокойствия.
- На вас с Сергеем выписан пропуск на завтра. В десять утра вы должны быть в больнице, спросите Леонида Григорьевича, скажете, что от меня, он вас проведет куда надо. Времени у тебя будет не больше получаса.
- Спасибо Вам! – От души поблагодарила я. Он махнул рукой в ответ – не за что.
- Виктор Борисович, а можно спросить? – Собравшийся уже уходить шеф слегка вздрогнул, но, тем не менее, согласно кивнул. – Гарик мне рассказал про Дениса. Получается, что фактически все было напрасно? Даже если вирус стер у «Тристара» всю информацию о «Радаманте», они все равно заполучили ее назад вместе с флешкой. Неужели им все так и сойдет с рук? Ведь доказать причастность тех, кого взяли в Боняково, к «Тристару» – это еще постараться надо! Как же так, Виктор Борисович?
Голос у меня, наверное, стал совсем жалким, потому что шеф переменился в лице, присел на стоявший рядом стул и взял мои ладони в свои.
- Яна, скажи, ты мне доверяешь?
Всхлипнув, я кивнула.
- Тогда просто поверь мне на слово – никому и ничего с рук не сойдет. Я тебе обещаю. Веришь мне?
- Да.
- Ну вот и хорошо. А сейчас езжай-ка ты домой. Хватит уже здесь своей радугой отсвечивать. И Сергея забирай – тоже ходит тенью отца Гамлета…
Когда через полчаса мы выходили из офиса, то столкнулись в дверях с невысокой пожилой женщиной, одетой в черное. Держа в руках небольшой белый конверт, она растерянно вертела головой, не зная, куда идти, и, завидев нас, тихо попросила:
- Мне бы Гудвинова Виктора Борисовича…
От ее сгорбленной фигуры веяло беспомощностью и глубокой печалью. Сергей проводил ее до кабинета шефа и быстрым шагом вернулся ко мне.
- Кто это был? – спросила я.
- Мать Дениса Вяземского.
В больнице было темно и тихо. Нескончаемый дождь молотил в окна, словно вознамерившись лить до Всемирного Потопа, а потом еще капельку, просто из вредности. Сидевшие в приемном покое усатый охранник и пожилая, усталая гардеробщица подозрительно покосились на нас, заявившихся не в обычные приемные часы, но ничего не сказали – пропуск, подписанный главврачом, подействовал лучше волшебной палочки.
Леонид Григорьевич, лечащий врач Стаса, спустился за нами через десять минут после звонка по внутреннему телефону. Глядя на этого невысокого, кряжистого человека, с огромными руками и толстыми, как сосиски, пальцами, было сложно поверить, что он является одним из ведущих нейрохирургов столицы. И тем не менее, это было так – во время операций его, казалось бы, неповоротливые руки приобретали необычайную чувствительность и гибкость пианиста-виртуоза, выполняя филигранные операции над человеческим мозгом. Он явно не понимал, зачем ведет нас сегодня по длинным, унылым больничным коридорам, но тактично молчал, не задавая никаких вопросов, и я была ему за это бесконечно благодарна. Спроси кто меня сейчас о том, что я собираюсь делать, я бы не нашлась, что ответить, однако чувство правильности происходящего не отпускало, становясь все глубже по мере того, как мы приближались к палате, где лежал Стас. У самых дверей Леонид Григорьевич остановился и предупреждающе поднял руку, не давая зайти внутрь.
- Я хочу вас предупредить: зрелище там не для слабонервных. Я понятия не имею, на что вы надеетесь, хотя, не буду лукавить – медицине известны случаи, когда пациенты выходили из комы, откликаясь на зов близких людей. Но, как правило, это не было комой третьей степени, а у вашего друга, к сожалению, именно она. Он полностью подключен к системе жизнеобеспечения. Все рефлексы угнетены, мышцы атоничны, отсутствует реакция зрачков на свет, он не способен самостоятельно дышать. Я говорю вам все это сейчас затем, чтобы вы были готовы к тому, что увидите, и не особенно рассчитывали на успех. И чтобы никаких истерик и обмороков, Вы поняли меня, барышня? – жестко обратился он ко мне.
Я кивнула. Он несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом шагнул в сторону, открывая проход, и сделал приглашающий жест рукой.
- Проходите.
В палате царил милосердный полумрак. Именно это, да еще твердое плечо Сергея за спиной спасли меня от того, чтобы закричать. Лежавший на узкой больничной койке человек просто не мог быть Стасом. За пару дней он, казалось, похудел на несколько десятков килограмм. Из-под укутывавших голову бинтов выступал заострившийся нос, изо рта тянулся, извиваясь, белесый шланг, подсоединенный к огромному аппарату у стены. Полуобнаженное, укрытое тонким одеялом тело было облеплено датчиками, провода от которых напоминали гигантскую паутину. Тишину нарушало только пиканье многочисленных мониторов, регистрировавших жизненные показатели, да легкое шипение, с которым в его легкие закачивался воздух.