В этот уездный город Цзинго вместе с семьей переехал в марте 1939-го после того, как год проработал в Наньчане в должности заместителя начальника провинциального отдела безопасности. На эту должность его назначил отец по просьбе местного губернатора. Еще в январе 1938 года Цзинго вступил в Гоминьдан, а весной того же года его произвели в генерал-майоры. В Наньчане он почти весь год жил один: город часто бомбили, поэтому Фаина с детьми оставалась в деревне с его матерью. Без мужа она скучала, а тот мог навещать ее редко — примерно раз в три месяца. В марте 1939-го, накануне захвата Наньчана японцами, когда Цзинго в целях безопасности перевели за 400 километров к югу, в Ганьчжоу, она с детьми последовала за ним. В Ганьчжоу Цзинго возглавил отдел безопасности всего административного района южной Цзянси, территории более чем в 23 тысячи квадратных километров, охватывавшей 11 уездов с населением свыше 1 миллиона 600 тысяч человек. Кроме того, он исполнял обязанности комиссара (то есть специального представителя губернатора) в этом районе. Иными словами, в его руках была сконцентрирована вся местная власть. Он искоренял бандитизм, боролся с проституцией, опиекурением и азартными играми, проводил аграрную реформу, снижая арендную плату на 25 процентов и перераспределяя землю, читал лекции на курсах молодых кадровых работников, издавал газеты и проводил кампанию по ликвидации безграмотности. В 1941 году Цзинго даже учредит трехлетний план экономического развития района. Каждый день он вставал в четыре-пять утра, а ложился спать в два ночи, так как дел было невпроворот. Что же касается Фаины, то она работала заведующей детским домом для детей в возрасте от 3 до 15 лет (через четыре года число ее воспитанников составило более шестисот человек).
Вэйго ознакомился с работой брата, подружился с Фаиной, с удовольствием пообщался с племянником и племянницей. Кроме того, навестил свою приемную мать, Яо Ечэн, бывшую любовницу Чан Кайши, к которой он, как мы помним, был очень привязан. Она жила здесь же, в Ганьчжоу. Вместе с Цзинго съездил в соседнюю с Цзянси провинцию Чжэцзян, в их родную деревню Сикоу, где они оба поклонились могилам предков. Они вовремя сделали это, так как через полгода, 22 апреля 1941 года, японцы захватят Сикоу и, дабы оказать негативное влияние на геомантику Чана, разрушат могилы его кровных родственников.
Вернулся Вэйго в Чунцин только 24 декабря — к Рождеству, а в начале 1941 года Чан Кайши откомандировал его в Сиань, в армию одного из своих доверенных генералов.
Радость от встречи с детьми, однако, не могла заглушить боль Чана от разлуки с Мэйлин, уехавшей лечиться в Гонконг еще 6 октября 1940 года и, невзирая на просьбы Чана, отказывавшейся вернуться.
Мэйлин действительно болела. Тяжелый климат Чунцина был явно не для нее, она то и дело простужалась и даже заказывала лекарства в Америке для лечения респираторных заболеваний. Кроме того, Мэйлин страшно боялась бомбежек, и ее нервы совершенно расшатались, она страдала бессонницей. А когда одна из бомб упала на лужайку перед их городским домом и взрывная волна выбила в нем все стекла, первая леди Китая просто запаниковала. «Бомбардировщики все еще кружат над нами, — написала она своей бывшей однокурснице. — Они прилетают эскадрильями — в большом количестве — и выглядят как огромные черные вороны. Бах, бах, бах! Сейчас они сбрасывают бомбы на другой берег реки. Я не могу видеть взрывы, так как нахожусь в Хуаншани. Мы с мужем живем в горах, поскольку наш дом в Чунцине больше не пригоден для жилья. Японцы знают и этот наш дом, так как предатель Ван Цзинвэй, посетив нас однажды, рассказал им о том, где мы живем… Боже! Как нам не хватает здесь самолетов! У нас достаточно подготовленных летчиков, но прискорбно мало самолетов».
Помимо прочего, у Мэйлин в то время сильно болели спина и шея, и врачи определили смещение позвонков. Это было связано с автомобильной аварией, в которую она и Дональд попали осенью 1937 года, когда ездили на шанхайский фронт. У машины тогда лопнуло заднее колесо, и пассажиров выбросило на дорогу. Дональд легко отделался, а вот у Мэйлин оказалось сломано ребро. Врачи тогда не придали этому значения. В итоге ребро срослось, а вот позвоночник чем дальше, тем больше давал о себе знать.
В довершение всего жена Чана страдала от резкой зубной боли, природу которой чунцинские дантисты не могли определить. Наверное, и эта боль развилась на нервной почве.
Вот почему в начале октября 1940 года она и отправилась в Гонконг, а Чану пришлось без нее справлять свой день рождения по лунному календарю (в тот год 15-й день 9-го месяца пал на 15 октября), а затем и по григорианскому.