– Так я же уже говорил, – проворчал дед. – Повторить? Пожалуйста. Благость не снаружи, а внутри. А коли на душе скребут кошкоморы, хоть облепись этой благостью со всех сторон, радости она всё равно не принесёт.
Он прибавил шаг и двинулся дальше в непроглядную черную чащу. А внук потащился следом, раздумывая над напыщенной байкой. Действительно ли на самом деле могло так случиться, что добро умноженное на добро превращается в зло?
Через полчаса Арий так вымотался, словно бродил по лесу весь день или ночь. Он уже давно сбился, не различая времени суток. Пару раз к ним подбирались невидимые в темноте твари, но Выжжень отпугивал их огненными шарами, подбадривая внука:
– Ещё немного осталось.
Они вышли на голый холм с одинокой, согнувшейся берёзой, бледнеющей во мраке, и остановились. В неимоверной дали, на самом краю бесконечного леса, подсвечивалась бледная полоса.
– Что это? – удивился Синдибум. – Благая половина?
– Нет, – покачал головой дед. – Она у нас за спиной. Да так далеко, что не разглядишь.
– Но…
– Думаешь, там солнце светит?
Арий сглотнул и приложил ладонь ко лбу.
– Очень похоже. Но такого ведь не может быть. Это же край Долины. Там ничего нет, одна только бесконечная злысть.
– Когда-то там стояла Чёрная тринадцатая башня, но сейчас даже руин не осталось. Этого странного зарева раньше не было. Но с тех пор, как хоровод остановился, там и сияет. Многие подумали, что там нет злысти. Собрали вещи и ушли в ту сторону в поисках лучшей жизни. Но ни один ещё не вернулся. Хотя были среди них самые бесстрашные и опытные маги.
– Но ведь тьма не может быть бесконечной?
– Кто её знает, – проговорил Выжжень. – Я слишком стар, чтобы пускаться в такое путешествие. Корнями в городище пророс, да и бабушка твоя вернулась, чего ещё надо на краю жизни. Искать новые пути дело молодых.
Арий не мог оторваться от светлой линии горизонта.
– Я всегда верил, что где-то там, – он махнул рукой. – Есть другие земли. Где ночь сменяет день, и нет Злысти и Благости.
– У каждого должна быть мечта, – согласился дед, поджигая тусклый шар света.
Они спустились с пологого холма и чёрные деревья расступились. В бледном сиянии под ногами затрепетала жёлтая трава, и Синдибум увидел разбросанные тут и там каменные плиты.
– Нужна с золотым треугольником, – крикнул он.
Дед указал рукой, и они подошли поближе. В свете шара по надгробию змеились глубокие трещины, а охранные руны почти стёрлись от непогоды. За кладбищем в лесу гулко завыли. Так протяжно, тоскливо и безумно, что Арий вздрогнул.
– Плохое место, – забормотал Выжжень. – Давай, убираться поскорее.
– Надо забрать плиту!
Вой повторился, а когда его отголоски унеслись вместе с эхом, из-за едва различимых в темноте деревьев долетел захлёбывающийся, срывающийся на визг, смех.
Тут уж передёрнуло даже деда.
– Это что ещё за невидаль, – рыкнул он, всматриваясь в черноту, и сильнее разжёг сияние шара.
В дрожащем свете ветер гонял по земле спутанные клочья травы. Голые стволы на окраине кладбища тряслись, прижимая ветви к земле. Размахивали переломанными сучьями уродливые коряги. Во мраке потрескивало и шуршало. Тьма всегда живёт своей собственной, жуткой, ни на что не похожей жизнью, ведь то что невозможно при свете получает свой шанс в непроглядной черноте.
– Тьфу ты мороки ока… – начал Выжжень, но остановился на полуслове.
Из леса выскочило тёмное пятно и, сверкая четырьмя глазами, понеслось к ним.
Дед выставил руки, запылавшие огненным вихрем, и чёрное чудище замерло. Правая голова задралась, не решаясь завыть, а левая дёргалась, сдавленно хихикая. Ноги приплясывали, отбивая безумный такт, а за спиной помахивал лохматый обрубок хвоста.
– Сгинь! – крикнул Выжжень.
Двухголовое пугало невнятно пискнуло, подавившись смехом, и пошло бочком, подбираясь ближе. Густая шерсть вздыбилась.
– Спалю! – предупредил дед.
Чёрное чудище отчетливо «ойкнуло» и уселось, поджав хвост. Даже согнувшись, оно было почти на голову выше чародеев. Левая морда опустилась и между зубов вывалился красный язык.
– А я что? – тонко взвизгнуло оно. – Я нычего. Смотрю, ходят. Прышла, глядеть.
Арий подпрыгнул. Чего-чего, а того, что страшилище заговорит, он никак не ожидал. По спине пробежал предательский холодок, но он пересилил себя, и постарался придать своему голосу весёлость.
– Охраняешь что ли? – притворно удивился он.
– От кого? – пробасило чудище правой головой. – Нет тут ныкого!
Выжжень даже глазом не моргнул, будто каждый тёмный день встречал таких вот говорящих, двухголовых страхолюдин.
– Вот те на, – бросил он. – Ты кто вообще будешь-то?
– Буду, буду, – закивала левая морда и захихикала. – Чёрную башню забралы, я осталось.
Вытянутая пасть задергалась, ощерив крупные желтые зубы. Рыжие глаза немигающе смотрели на чародеев.
– Не балуй! – грозно крикнул дед.
– Есть хочу! – взвыла правая голова, роняя слюну.
– Что же меня всё время сожрать то хотят, – расстроился Синдибум. – Такой аппетитный что ли? Пора кардамон с собой носить.