Часы с вариантами

- Спрячь, - поморщился он. - Неужели ты думаешь, что я отступлю перед смертью? Я с нею не раз встречался. Это неприятная дама, не скрою, но можно стать сильнее ее. Тем более когда знаешь, что жизнь и смерть относительны.

- Как? - не понял я.

- Это следствие феномена часов. Ты еще не понял? Значит, ты не дал себе труда подумать над ними. Слушай меня внимательно. Это все чисто логические умозаключения.

И дед прочитал мне теорию часов, то есть теорию пространства времени, которую он вывел из свойств этого удивительного прибора. Конечно, это не было строгой физической теорией - дед не обладал для этого необходимыми знаниями, - но кое-какие понятия об относительности пространства-времени он имел, что, кстати, меня удивило.

Дед сказал, что время - не единственно. Времен - бесчисленное множество. Точнее - временных пространств, как он выразился. Это то же самое, что четырехмерное время-пространство у Эйнштейна, с той лишь разницей, что там оно одно, а на самом деле их бесконечно много.

Правда, я уже предупреждал, что означают слова "на самом деле".

Все эти пространства пересекаются в одной единственной точке. Эта точка и есть мои часы, как вы догадались. Каждое временное пространство можно сравнить с пленкой бесконечного кинофильма, где кадрик за кадриком зафиксированы все состояния Вселенной. С помощью часов мне удается совмещать кадрики разных пространств, будто прикладывая одну пленку к другой, и перескакивать из кадрика в кадрик.

Далее я живу уже в новом пространстве, но с тем, старым, ничего не случилось. Кино крутится дальше. Более того, своим прыжком я порождаю новое временное пространство. Если я впрыгиваю в кадрик своей жизни где-то впереди, как это случилось, когда я попал в казарму, то я лишь мгновенье существую в нем, а дальше кино раздваивается: тот человек, который назывался Сергеем Мартынцевым и дослужился до ефрейтора, с твердой памятью и военными навыками, скорее всего успешно отразил атаку неприятельских танков, а я, впрыгнувший в кадр его жизни совсем из другого времени, повел кино по другому пути и вынужден был бежать, оставив себя в лесу с автоматом в совершенно беспомощном состоянии. Следовательно, там, в будущем, сейчас крутились два сходных кино: в одном - бравый ефрейтор Сергей Мартынцев отражал атаку, а в другом - тот же ефрейтор, внезапно потерявший память и воинский опыт, скорее всего, позорно бежал с поля боя, бросив автомат, и должен был за это предстать перед судом военного трибунала. Существенная разница, не правда ли?

- Так, значит, меня... нас много? - пробормотал я.

- И тебя много, и меня много, и всех - очень-очень много, - весело сказал дед. - Беда только в том, что мы не знаем о существовании друг друга. Иногда слабо догадываемся: все-таки пространства влияют одно на другое. Тогда возникает слабая догадка, воспоминание, будто это уже с тобою было когда-то... Отсюда же предчувствия и сбывшиеся предсказания. Каждый из нас живет бесконечное количество жизней. В близких пространствах они более или менее совпадают, в далеких - расходятся. Может быть, в каком-нибудь дальнем пространстве я еще не родился. А в другом и не явлюсь на свет никогда... И тех, и других пространств - бесконечность. Следовательно? - спросил он, как наш учитель математики.

- Следовательно... - тупо повторил я.

- Следовательно, бесконечное число моих "я" существовало, существует и будет существовать всегда! - эффектно закончил дед.

С минуту до меня доходило.

- Так это же... бессмертие... - пробормотал я.

- Правильно. Бессмертие, - дед почему-то подхихикнул. - Только от такого бессмертия мне ни тепло, ни холодно, поскольку я не общаюсь с другими своими "я".

- Так вот же. Общайся, - я опять протянул ему часы.

- Нет, Сережа, - он отстранил их. - Я уже выбрал. Негоже на старости лет... - дед не договорил.

Он сделался серьезен, ушел в себя. Мы долго молчали.

- Значит, мне осталось совсем немного... - наконец произнес он. - Ну что ж... Надо доделать свои дела. Ступай, Сергей.

Он уселся за стол, придвинул к себе тетрадь. Я поднялся тоже и стоял рядом, как истукан, не в силах тронуться с места.

- Ступай, ступай! - недовольно сказал он.

Я деревянно наклонился к нему, чтобы поцеловать.

- Вот еще новости! В гробу поцелуешь! - раздраженно ответил он, отмахиваясь от меня, как от мухи.

Я поспешно покинул комнату.

Потянулись томительные дни, каждый из которых приближал роковую дату. Я не видел выхода из создавшегося положения. Не допустить смерти деда можно было лишь одним способом: самому прекратить жить. Нет, не убивать себя, упаси Бог, а просто болтаться по пространствам времени в пределах тех четырех месяцев, что прошли от моего дня рождения. Я перестал есть и выходить на прогулки. Напрасно меня вызванивали друзья по телефону, не понимая, что со мною случилось. Мама, конечно, тоже заметила, но даже она не почувствовала, что таится за моею апатией.

- Сережа, что с тобой? - спросила мама, когда я в очередной раз отказался обедать.

- Он влюбился. Точно, - сказала Светка.

- Не похоже... - с сомнением сказала мама.