Четвертый разворот

Ночь была длинной, как дорога в ничто, как пытка и боль. И от этой боли Анна тупела, ей казалось, что она уже давно перестала что-либо ощущать, что-нибудь вспоминать, о чем-то думать. И еще ей казалось, будто она видит маленькую процессию, равнодушно, без скорби и слез шагающую на кладбище. Несут ее, Анну Луганову, и она тоже не скорбит и не плачет, она только всматривается в лица провожающих, надеясь увидеть среди них Алешку… Увидеть последний раз.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Юта сказал:

— Командир, из Исландии идет еще один циклон.

— Куда? — спросил Алеша.

— Пока он танцует. Вправо, влево, снова вправо. Танго «В бананово-лимонном Сингапуре». Но…

— Но? — спросил Алеша.

— Есть тенденция повернуть в нашу сторону. Он может прихлопнуть нас в любую минуту.

— Тех, что в подвижке, он тоже может прихлопнуть. И тогда им конец. Как, Саша?

Второй пилот глубокомысленно заметил:

— Точно, командир. Тогда им конец.

— И все-таки надо подумать, — сказал Юта.

— Думай. Каждый штурман обязан думать.

Экипаж Луганова обеспечивал несколько групп полярников, разбросанных на сотни километров друг от друга. Собственно говоря, Алеша прилетел на Север не для этого. Он, а вместе с ним и еще два экипажа занимались перевозкой грузов для готовящейся большой экспедиции, но когда они уже почти закончили свою работу, вдруг выяснилось, что полярный летчик Артемьев, прикрепленный к постоянным группам исследователей, должен улететь в Москву — его переводили на международную линию. Вместо Артемьева на время оставили Луганова, дав ему другую машину.

Алеша истосковался по Инге. Но все же настаивать на вылете в свое управление он не стал. Север был для него не просто обыкновенным местом работы, Алеша чувствовал к Северу какую-то родственную привязанность. Здесь все ему напоминало об отце, которого старые полярники до сих пор вспоминали с необыкновенной теплотой. «Клим Луганов? Батюшки мои, да как же можно забыть этого человека? А ты его сын? Родной сын? Правильно сработал Клим, хорошего наследника своих дел оставил!..»

Они переносили тепло воспоминаний о Климе и на Алешу, он был как бы продолжением Клима — его необыкновенно широкой души, его мужества и доброты. Однако Алеша понимал: чтобы по-настоящему стать продолжением отца, он должен и сам проявить те же качества, которыми обладал Клим Луганов. Если он их не проявит, значит, Клим Луганов «сработал» не так, как надо, значит, Алеша не чтит его имя и, вольно или невольно, стирает память о нем.

…Три дня назад группа полярника Молчанова, самая дальняя от базы группа, радировала: «Началась интенсивная подвижка льдов. Открылись полыньи, обстановка угрожает зимовке…» И в конце радиограммы тревожное, как крик затерявшегося в пурге человека: «Следите за нашими позывными, самолет принять не можем…»

— Это не значит, что мы не можем вылететь, — сказал Алеша начальнику базы. — Разрешите?

— Нет! — отрезал начальник. — Ты плохо знаешь Молчанова, Луганов. Если он говорит «не можем», значит, точка. — Он подозвал синоптика с картой, ткнул пальцем в обведенный красным квадрат. — Что там?

— Буран. — Синоптик прихлопнул ладонью по этому квадрату и поморщился. — Пурга, все там сейчас как в аду.

— Понял? — спросил начальник у Алеши. — Будь наготове, но пока вылетать нельзя.

Здесь тоже мела пурга, здесь тоже бесновался буран, но под ногами у них была земля. Твердая, скованная вечной мерзлотой, но земля, и им не угрожали ни полыньи, ни провалы между льдинами, темные, точно глубокие пропасти в горах. А там…

— Я буду до крайности осторожен, товарищ начальник, — сказал Алеша. — Ведь в любую минуту я смогу вернуться.

Начальник базы, бывший полярный летчик, Михаил Владимирович Елагин, начинавший еще с Водопьяновым, поднял на Алешу усталые глаза:

— Вернуться-то ты сможешь, а как сядешь? В такой заварухе? Нет, Луганов, придется подождать… Да и там не примут…

Они ждали три дня, и вот час назад Молчанов снова дал радиограмму: «Не продержимся. Самолет можем принять трех километрах западнее стоянки. Случае изменения обстановки и невозможности посадки даем красную ракету».

Но теперь и здесь уже был ад, и от Исландии, «танцуя вправо-влево», шел еще один циклон. Что будет, если он повернет сюда и сомкнется с тем, который и сам, как говорит Юта, «вполне справляется со своими обязанностями»?

Елагин курил одну трубку за другой, выбивая пепел о подошву унта. И все время молчал. А что он мог сказать? Дать приказ на вылет? Смешно. Даже песцы забились под снег и сидят, пережидая буран. Вся авиация Заполярья стоит на проколе. Будь ты хоть дьявол, все равно не взлетишь и не сядешь. В такую погоду разве что сам Водопьянов или Клим Луганов могли рискнуть покинуть землю. Но то — совсем другое дело.

Алеша посмотрел на своего второго пилота, на Юту, на механика. Они не прятали от него глаза. И не уходили от ответа. Он им еще ничего не сказал, но они закивали: «Правильно решил, командир. Надо лететь. С моря погоды не дождешься. А там — люди…»