Число зверя

— Благодарю вас. Ну что, пошли в кусты?

— Да погодите вы! Я сейчас, кажется, поступлю как порядочный человек, а потом буду жалеть об этом всю жизнь. Дити, вы ошиблись. Ваш отец хочет говорить вовсе не со мной. Я ничего не понимаю в n-мерной геометрии. (Откуда у меня эти приступы честности? Вроде бы я ничем не заслужил такой напасти.)

— Папа считает, что понимаете, этого достаточно. Ну, пошли, пошли. Я хочу поскорее увезти папу отсюда, пока он не надавал кому-нибудь по морде.

— Не торопитесь. Я не просил вас ерзать со мной на травке, я сказал, что хочу на вас жениться — но при этом мне хотелось бы знать, почему вы хотите за меня замуж. Вы мне сказали, что от меня нужно вашему отцу. Но я не собираюсь жениться на вашем отце, он не в моем вкусе. Вы-то сами что думаете, Дити? Или тогда оставим этот разговор. (Интересно, я мазохист, да? Там за кустами есть пляжный лежак.)

С торжественным видом она оглядела меня снизу доверху, от штанин моего вечернего костюма до косо повязанного галстука и редеющего ежика на голове — всю стодевяносточетырехсантиметровую орясину.

— Мне нравится, как вы ведете даму в танце. Мне правится, как вы выглядите. Мне нравится ваш рокочущий голос. Мне нравится, как вы виртуозно играете словами: прямо какой-то диспут Уорфа[3] с Коржибски[4] под председательством Шеннона[5].

Она еще раз набрала полную грудь воздуху и закончила почти печально:

— А больше всего мне нравится, как от вас пахнет.

Ну, тут требовалось незаурядное обоняние: полтора часа назад я был чистехонек, просто скрипел весь, а чтобы вспотеть, мне одного вальса и одного танго мало. Но этот комплимент располагал к Дити необычайно — впрочем, в ней все располагало. Большинство девушек не находит ничего лучше, как пощупать ваш бицепс и воскликнуть: «Боже мой, какой вы сильный!»

Я ответил ей улыбкой:

— От вас тоже чудесно пахнет. От ваших духов мертвый и тот восстанет.

— Я не душилась.

— А, ну так, значит, от ваших природных феромонов. Они восхитительны. Идите возьмите свою накидку. У бокового входа. Через пять минут.

— Слушаюсь, сэр.

— Скажите вашему отцу, что выходите за меня замуж. На интересующую его тему я поговорю с ним бесплатно. Я принял это решение еще до того, как вы стали меня уговаривать. Он быстро поймет, что я не Лобачевский.

— Это уже его забота, — ответила она на ходу. — Вы позволите ему показать вам ту штуку, которую он соорудил у нас в подвале?

— Ну конечно. А что это за штука?

— Машина времени.

2. «ЭТА ВСЕЛЕННАЯ ВСЕГДА БЫЛА ЧОКНУТАЯ…» ЗЕВ:

«…И семь громов проговорили голосами своими. И произошли молнии, и землетрясение, и великий град…»

Да, эта Вселенная всегда была чокнутая. Подозреваю, что ее строили по правительственному заказу.

— И большой у вас подвал?

— Средний. Девять на двенадцать. Но он весь забит. Станки, верстаки всякие.

Сто восемь квадратных метров… Потолок, должно быть, два с половиной… Что это папа — корабль собрался строить у себя в подвале, как тот фольклорный чудак? Мои размышления были прерваны громким возгласом:

— Вы безграмотный начетчик, бестолочь и бездарь! Вся ваша математическая интуиция скисла еще до защиты диплома!

Кричавшего я не знал, но зато прекрасно знал того надутого типа, на которого кричали. Это был профессор Альберт Синус, декан математического факультета — и горе тому студенту, кто по неосторожности подаст заявление на имя декана, написав это самое имя в сокращенном виде: профессор А. Синус. Не всем же известно, что по-латыни это читается «азинус» и означает «осел». Старина Азинус провел всю жизнь в поисках Истины — собираясь по обнаружении засадить ее под домашний арест.

Профессор надулся, как зобастый голубь, — его жреческая напыщенность была задета. Вид у него был такой, будто он рожает дикобраза.

Дити ахнула:

— Ну вот, началось! — и рванула туда, где разгорался скандал.

Что касается меня, то я от скандалов стараюсь держаться подальше. Я жуткий трус и хожу в фальшивых очках без диоптрий в качестве буфера — когда какой-нибудь обормот заорет на меня: «Ишь какой умный! А ну, снимай очки!» — я как раз и выгадываю на этом время, чтобы слинять.

Я двинулся к месту скандала. Дити стояла между его участниками, лицом к кричавшему, и говорила тихо, но твердо:

— Папа, не смей. Опять мне вытаскивать тебя из истории, да?

Она пыталась завладеть его очками — явно для того, чтобы заставить его их надеть. Судя по всему, он снял очки, изготовившись к бою. Он держал их так, чтобы она не могла до них добраться. При моем росте мне не составило труда дотянуться до очков, отобрать их и вручить Дити. Она ответила мне улыбкой благодарности и надела их на отца. Тот сдался и не стал сопротивляться. Она решительно взяла его под руку.

— Тетя Хильда! — к месту происшествия подоспела хозяйка дома.

— Что такое, Дити? Зачем ты их остановила, детка? Мы даже не успели поспорить, кто кого побьет.