Чугунные сапоги-скороходы

Сначала эмигрантам пришлось нелегко, но потом все наладилось. Старшие сестры не собирались возвращаться в Россию, они сделали дарственные на Зинаиду, и она стала обладательницей трехэтажных хором. И никто не знал, что по сути это одни апартаменты с внутренними лестницами. А на первых этажах жили дочь и сын Викиных со своими семьями. Как только в России стало можно продавать и покупать жилье, соседи снизу сделали Мориной предложение обменять одну свою квартиру на ее дом под Питером, который некогда достался Юрию от покойного отца. Особняк давно стоял пустым. У Мориных была прекрасная дача в Подмосковье. Конечно, они согласились. Спустя пару лет Зинаиде достались и апартаменты на первом этаже. Сын Викиных решил уехать за границу и предложил другу своего отца стать владельцем ненужной ему квартиры. Пятиэтажное здание в центре столицы стало целиком принадлежать Зине и Юрию.

У Зинаиды двое детей. Сонечка, художница, музыкант, писательница, необыкновенно творческая личность.

– Девочка очень ранимая, – говорила Морина, – все пропускает через сердце, очень переживает, когда сталкивается с несправедливостью. Ей не везло в любви. Но потом она встретила Петра и сейчас живет в счастливом, но гражданском браке. А вот младшая дочь Светочка сыграла свадьбу. Ее муж Игорь… Это очень интересная история. Сейчас расскажу все по порядку. Мой супруг, Юрий Сергеевич Мильштейн, играл на виолончели, он часто улетал на гастроли, порой его по три-четыре месяца дома не было. А потом вдруг неожиданно он нарисовал картину, очень странную. Болото, кувшинки, на краю топи, на одеяле сидит усталая жаба со спицами в лапах. В воду свешивается длинный шарф, который мастерица трудолюбиво вяжет. Около нее спит кот. Полотно называлось: «Правдивые сказки. Уж полночь близится, а Германа все нет». Живописью Мильштейн впервые занялся, когда попал в больницу после того, как его поздним вечером на пешеходном переходе сбила машина. Дальнейшее развитие событий могло бы лечь в основу какого-нибудь «мыльного» сериала, только их тогда в СССР не снимали.

Водитель, который наехал на Мильштейна, был школьником. Мальчик, взяв без спроса машину отца, отправился к дому девочки, на которую хотел произвести впечатление. Поняв, что сбил человека, подросток бросился к телефону-автомату, стал кому-то звонить, и буквально через пять минут примчалась «Скорая», она доставила музыканта в расположенную неподалеку больницу.

Несмотря на то, что руки и ноги зверски болели, виолончелист не потерял сознания и сохранил способность удивляться. А изумляться было чему.

Глава четвертая

Едва носилки вкатили в приемный покой, где сидели, лежали и стояли больные, как к Мильштейну бросились аж три доктора. Отогнав медбрата, они сами раздели пострадавшего и отвезли его на рентген. Появление виолончелиста в темном кабинете вызвало приступ энтузиазма у рентгенолога, он сам постелил на стол чистую простыню. Тот, кто хоть раз попадал в советское время в клинику, поймет, какое почтение оказали Юрию: свежая белая простыня, которую врач собственноручно набросил на желтую клеенку!

А чудеса продолжались. Результат обследования был готов сразу. Юрия отвезли в операционную. Мгновенно сделали все необходимые манипуляции, предварительно дав наркоз. Затем поместили в отдельную палату с санузлом. Наркоз еще действовал, виолончелист находился в полудреме и быстро заснул.

Утром, когда Юрий открыл глаза, в палату со сладкой улыбкой вошла прехорошенькая медсестра и, прощебетав:

– Здрассти, кушайте на здоровье, – поставила перед ним переносной столик и сняла крышки с тарелок. Вот тут Мильштейн потерял дар речи. В больнице в качестве первой трапезы предлагались тосты с икрой, омлет с зеленым горошком, ломтики ананаса, чашка настоящего, не растворимого кофе и булочки с корицей. Когда медсестра ушла, музыкант вспомнил, как вокруг него бегали доктора, как вел себя врач в рентгенкабинете, как его погрузили в сон перед тем, как накладывать гипс… Потом он окинул взглядом отдельную палату, сообразил, что за небольшой дверцей в стене прячется санузел, и наткнулся глазами на… ананас. Заморский фрукт его просто убил! С продуктами в стране туго, а тут такая экзотика! Что происходит? Тут дверь в палату открылась, вошел стройный мужчина, похоже, ровесник музыканта, сел на стул и сказал:

– Давайте познакомимся. Михаил Григорьевич Воробьев, главврач больницы.

Он помолчал пару секунд и продолжил:

– Отец мой Григорий Изович Розенберг. Вы же еврей?

Мильштейн окончательно растерялся, но кивнул.

– Истинный еврей истинному еврею всегда поможет, – заявил Воробьев, – виновник аварии мой сын Игорь. Он сломал вам руку и ногу. У меня предложение. Я лечу вас в человеческих условиях, еду вам будут привозить мои люди. Любой ваш каприз за мои деньги. Подходит?

– А что должен сделать я? – осведомился Юрий.