Чума Шредингера

Фредерик оглядел сидящих за столом, похоже, ожидая подвоха, потом пожал плечами. Об исходе некоего квантового события, речь идет о микрокосмическом уровне, можно говорить лишь после того, как он зафиксирован наблюдателем. То есть исход не определен, пока не выполнены замеры. А значит, возможны варианты. Шредингер попытался связать квантовые события с событиями на макроуровне. Он предложил посадить кошку в закрытый ящик с устройством, которое может регистрировать распад одного нестабильного атомного ядра. Допустим, вероятность полураспада атомного ядра за определенный промежуток времени равна 0,5. При распаде ядра сработает устройство, молоток разобьет ампулу с цианидом, ядовитый газ попадет в ящик и убьет кошку. Ученый, проводящий эксперимент, может узнать, произошел ли процесс распада ядра или нет, только одним способом: открыв ящик. Поскольку окончательное состояние нестабильного атомного ядра невозможно определить без замеров, а замер в данном случае — открытие ящика с последующим определением, жива кошка или мертва, Шредингер предположил, что кошка может зависнуть в неопределенности, не живая и не мертвая, а где-то посередине. И судьба ее останется невыясненной, пока квалифицированный наблюдатель не откроет ящик.

— Не пояснишь ли теперь, как и о чем могут сказать результаты этого мысленного эксперимента? — Марти в этот момент сам напоминал кошку, ту самую, которая только что слопала канарейку.

— Если исключить вариант, когда кошка — квалифицированный наблюдатель, то до открытия ящика нет никакой возможности определить, жива кошка или мертва.

— Как же так? — спросил Фош, социолог. — Я хочу сказать, совершенно очевидно, что кошка может быть или живой, или мертвой.

— Вроде бы вы и правы, — Фредерик оживился. — Но мы связали квантовое событие с макрообъектом, а квантовые события — штука хитрая. Накопленный экспериментальный опыт показывает, что квантовые события не определены до момента регистрации и на самом деле они неустойчивы, взаимодействуют между собой, при этом возможно несколько исходов, пока физик не переводит это взаимодействие в финальную стадию посредством наблюдения за событиями. И измерением того, что он зафиксировал.

— Получается, что в физических экспериментах разум приобретает огромную важность?

— Совершенно верно, — кивнул Фредерик. — Современная физика требует невероятных затрат психической энергии.

— Все это не более чем теория, не так ли? — спросил я. Дискуссия мне порядком наскучила.

— Отнюдь, — покачал головой Фредерик. — Она подтверждена экспериментом.

— Разве не может машина… или кошка… провести эти измерения? — спросил Оскар, мой коллега-биолог.

— Это зависит от того, полагаете вы кошку разумной или нет. А машина… нет, потому что ее показания остаются неопределенными до тех пор, пока на них не взглянет физик.

— Попросту говоря, — вмешался юный Паркс, — мы заменяем кошкой приятеля Уингера. Уингер — физик, который предложил посадить в ящик человека. Приятель Уингера достаточно разумен, чтобы определить, жив он или мертв, и способен правильно истолковать падение молотка на ампулу с цианидом, означающее распад атомного ядра.

— Прекрасно, — воскликнул Гоа. — Значит, эта байка полностью характеризует научный подход тех, кто развивает одно из самых перспективных направлений физики.

— С некоторыми уточнениями, — вставил Фредерик.

— Разумеется, я как раз собирался внести еще одно. То, что я сейчас вам скажу, вы, возможно, воспримите как шутку. Напрасно. Я не шучу. Я занимаюсь квантовой механикой уже двадцать лет, и меня всегда мучили сомнения: а так ли справедливы фундаментальные положения науки, которая кормила и одевала меня. Эта двойственность очень мне мешала. Вызывала бессонницу, нервные срывы, я даже обращался к психоаналитику. Не помогали и те „уточнения“, о которых упомянул Фредерик. В итоге я решил воспользоваться моим авторитетом и связями. Начал эксперимент. И задействовал в нем всех нас, включая себя. И многих, многих других, которые тоже могут считаться разумными наблюдателями.

Оскар улыбнулся, с трудом сдержав смешок.

— Марти, ты, должно быть, спятил.

— Неужели? Неужели я спятил, мой дорогой Оскар? Я ведь ставил под сомнение научные принципы, тогда как ты попирал принципы моральные.

— Что? — Оскар нахмурился.

— Ты, наверное, пытался найти ампулу с биркой ЭРВ-74.

— Откуда ты…

— Потому что я украл эту ампулу, пока знакомился с твоей лабораторией. И скопировал некоторые из твоих записей. Чего ты так задергался? Ты же среди друзей, Оскар. Расскажи нам о ЭРВ-74. Расскажи сам, или расскажу я.

Несколько секунд Оскар напоминал карпа, вытащенного из воды.

— ЭРВ-74 расшифровывается как экспериментальный риновирус, мутация 74. Оскар проводит кое-какие исследования по заказу правительства. В том числе изучает и этот вирус. Расскажи нам, Оскар, что в нем особенного.

— Ампула у тебя?

— Уже нет.

— Идиот! Этот вирус смертельно опасен! Я хотел уничтожить его, но ампула исчезла. Он же никому не нужен.

— Как он действует, Оскар?