Лицо поражало совершенством, матовостью бледной кожи, разрезом огромных оленьих глаз. С
густых, тяжелых черных волос по пояс – комьями осыпалась земля.
Шум шагов уже стих вдалеке – пробравшиеся в сад подростки выскочили через тот же заросший
пролом в заборе. А пламя их свечей все горело, вытянувшись уже более чем на два метра. В
ярком свете кровь несчастной курицы маслянисто блестела, отчего-то не впитываясь в почву.
На лужицу, трепеща крылышками и вытянув хоботок, сел бледный, слабо светящийся ночной
мотылек. И еще один. И еще.
Когда-то щетка увязала в ее волосах… Анжелика провела ладонью по коротко остриженным
прядям, прошлась по щекам румянами – чрезмерная бледность наводит подозрения о
болезненности, какому работодателю это нужно. Девушка вздохнула – получить должность
продавщицы было итак непросто: ее, конечно, жалели, но трудоустраивать не спешили, считая,
что она приносит несчастья. Впрочем, в итоге ее найм принес владельцу магазина неплохую
выручку – люди заходили в основном поглазеть на Анжелику, шли даже живущие за несколько
кварталов. Почти каждый что-то да покупал.
От сочетания лицемерного сочувствия с жадным любопытством – хотелось кричать. Небольшой
город в глуши – такое специальное место, где тебе никогда, никогда не дадут забыть о прошлом.
Ей нужно было уехать, но не хватало ни денег, ни сил. Анжелика давно знала, что так и умрет
здесь, среди теней своей памяти.
Отвернувшись от зеркала, она подошла к кровати – девушка всегда предпочитала утром «дать
постели подышать», по выражению мамы. Потянулась к скрученному одеялу – спала она
беспокойно, мучимая кошмарами, и удивленно ахнула.
На одеяльной скатке сидел мохнатый ночной мотылек, излучающий слабый мертвенный свет.
Мотыльки – в ноябре?...
Наверху заорал сосед, что-то грохнуло о пол – потолок квартиры Анжелики, она невольно подняла
взгляд, а когда снова посмотрела на одеяло – мотылька уже не было. Видимо, показалось.
Анжелика вздохнула, взялась за одеяло, встряхивая и расправляя его, застелила постель. Старый
плюшевый медвежонок, с вытертой и свалявшейся от времени шерстью, упал на пол. Без него не
получалось заснуть, хоть ей уже за тридцать пять. Бессоннице и кошмарам все равно, сколько тебе
лет.
Девушка подняла медвежонка, прижала к себе, и обратила внимание на небольшой светлый
комок на коричневом ковре.
Она предпочитала ковры темных цветов – слишком хорошо помнила, как выглядит ее собственная
кровь на светлом ворсе.
Анжелика бережно положила медвежонка рядом с подушкой, прикрыла одеялом. Опустившись
на колени, подняла с пола ком – им оказался мертвый мотылек, беспомощно раскинувший по
ладони тонкие крылья. Пыльца, перепачкавшая ладонь и пальцы, едва заметно, но несомненно
светилась.
Стоя на коленях, Анжелика смотрела на мотылька, когда на периферии зрения что-то
шевельнулось. Ничто не должно было двигаться в ее единственной комнате, убого и скудно
обставленной, даже ветер не мог шевелить штору – окна наглухо закрыты. Арендодатель не раз
пенял ей на спертый воздух в помещении, но вскоре махнул рукой на жиличку с ее странностями.
Виски заломило. Ощущение тут же прошло, оставив после себя тяжесть и холод, разливавшийся
по телу.
Анжелика медленно подняла глаза, уже зная, что – кого – она увидит.
На расстоянии в несколько шагов перед ней стояла девушка. Сердце сжалось, отозвалось острой
болью – ей было все так же семнадцать, она была все так же прекрасна. Впечатление портила
только полуистлевшая ночная рубашка, надорванная и перепачканная в земле. Когда-то эта
рубашка была белой… белый цвет еще чудом сохранился на краю оборванных с плеча кружев.
Анжелика смотрела. На маленькие ноги, нежные ступни и синие ногти на крохотных пальцах.
Тонкие лодыжки и большой синяк с кровоподтеком на правой икре – он появился при ударе о
ножку стола, когда Адам тащил тело по полу… Круглые сладкие колени, едва прикрытые полой
рубашки. Нежно просвечивавший в прорехи ткани темный пух на лобке. Мягкий живот, она не
видела его за тканью, но помнила очень хорошо, как и налитую юную грудь, видневшуюся в
глубоком декольте. На длинной шее остались круглые кровоподтеки – следы пальцев убийцы, с
дугообразными ссадинами от ногтей. Выше - мягкий подбородок, пухлые губы – синие, совсем
синие… Курносый нос, гладкие нежные щеки, большие, как у олененка Бэмби, темные глаза…
Мертвые. Совсем мертвые глаза.
Следы земли в длинных густых волосах.
По лицу поползла слеза. Анжелика торопливо сморгнула, чтобы надоевшая уже за эти годы
жидкость не мешала смотреть.
Ее гостья выглядела так же, как и много лет назад, когда самой Анжелике было восемнадцать – на
год больше стоявшей перед нею подруги. В ящике стола все еще лежала фотография, на которой
они были вдвоем…
Таким коротким выдалось то лето, полное безудержной сумасшедшей страсти, закружившей и
утопившей их обеих. Анжелика бросила учебу, прогуляла экзамены, забывала есть и спать, пока
рядом была Она – ее продолжение, смысл и вкус жизни… Они не замечали течения дней,
спрятавшись в крепком еще, ухоженном доме на окраине. Они спали, только теряя сознание в