d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Все имеет объяснение, — произнес он уверенно, словно не слышал ее минувших слов. — Отношения с Джоа. Отношения с Викки. Отношения с Тайлером и Бонни. У всего есть причина и следствия, только в общении с тобой ничего этого нет. Ты просто плывешь рядом как раненная рыба. Не потому что так надо, не потому, что так требуется. Просто потому, что тебе хочется. Или потому, что тебя выбрасывает течением.

— Течение — это уже причина, — произнесла она, — а то, что я рядом — следствие.

Автобусы приезжали и уезжали, люди высаживались из транспорта, белесыми тенями проходили мимо, и никто, казалось, их не замечал. Елена отчаянно цеплялась за свои эмоции, желая разжечь ненависть или презрение, но эти спички оказались промокшими. Она слышала Сальваторе, она сдавалась в его плен, и ей казалось, что если она ему снова поддастся — станет легче. Им обоим.

— Да, но это совершенно другое… Джоанна мне дала страсть. Викки же остепенила меня. А ты ничего мне не дала, только сгустки каких-то разорванных и бешеных эмоций. Какую-то дурацкую влюбленность, которой в моей молодости не было.

Елена улыбнулась. Она улыбнулась еще шире, а потом закрыла лицо руками и рассмеялась. Отчаянно и как-то надрывно. Сальваторе четко понимал одно — ему надо либо уйти сейчас, либо забрать ее и сесть в чертов автобус, а куда они приедут — уже не столь важно.

— Молодость? — произнесла она, смеясь. Это был отчаянный, безумный смех, который всегда появляется, когда человек стоит на грани. Еще чуть-чуть и она станет сумасшедшей. — Да ты облил себя керосином! Ты поджег свою молодость! Ты сгорел заживо! Не пытайся себя оправдывать. Ты — ничтожество… — прошипела она. Если она не может разжечь свою ненависть, то, быть может, разожжет его? — Чего же ты добился? Ты — пустота! И теперь ты хочешь этой пустотой заразить меня?! Хочешь расщепить меня до атомов?! До протонов, нейрон…

Она перепутала биологию и физику, но никому не было до этого дела. Деймон понял, что они не могут друг друга возненавидеть как прежде потому, что теперь им плевать на слова, но не плевать на эмоции. Не плевать на чувства, на болезненное жжение в груди и учащенные сердцебиение.

Сальваторе приблизился к ее губам, коснулся их своими, и Елена сама подалась вперед. Вцепилась в его плечи, ответила на его поцелуй со всей болезненной страстью, на которую еще была способна. Она ощутила привкус соли на губах, она вжалась в Добермана сильнее, тут же забыв о своей гневной реплике, о своих эмоциях, полностью сконцентрировавшись на своих желаниях. В животе, как казалось, свело все мышцы, но не от желания физической близости, как это было раньше, а от жажды духовного единения. Иссушающей и сводящей с ума жажды. Елена не имела представления о том, какой должна была бы быть ее любовь, и она совершенно не помнила, что читала о любви в книгах. Но она осознавала лишь одно — чувствовать его рядом, ощущать его поддержку и слышать его слова сродни обезболивающим и успокаивающим. Деймон не вылечивал, но он притуплял рвущее внутри чувство. Он принимал ее такой, какая она есть. От этой мысли подкашивались ноги.

Девушка вцепилась руками в его шею. Ее пальцы вонзались в его кожу, его пальцы проникли под куртку и одежду, дотронулись до разгоряченной кожи. Они оставляли отпечатки друг на друге, они оба не сомневались в том, что прикосновения говорят больше, чем сказал бы секс или поцелуи.

Даже такие болезненные и отчаянные поцелуи.

Горло заболело сильнее. Девушка отстранилась, прижалась губами к его лицу. Ее слезы были доказательством того, что ее последние слова — просто отчаяние, но никак не ее мнение. Ее слезы были доказательством того, что она способна любить.

Деймон вновь впился в ее губы, прижав ее к этому чертовому фонарному столбу. Люди проходили мимо них, оглядывались на них, старики что-то осуждающе бурчали, но что Гилберт, что Сальваторе было плевать. Они не замечали и не слышали никого вокруг себя.

Елена оттолкнула его спустя секунды, прервала поцелуй, а затем снова ринулась к нему. Она обняла его крепко-крепко, прошептала над его ухом:

— Раньше я ненавидела тебя потому, что ты мне нравился, — она не могла так быстро оттолкнуть его. Теперь у нее это не получалось. — Я прятала свою симпатию за напускным раздражением и со временем сама уверовала в собственную ложь… — ее губы на его шеи. Болезный поцелуй, хватка усиливается, здравый смысл теряет всякую значимость. — А теперь я ненавижу тебя за то, что ты решил получить меня тогда, когда сам этого захотел. Понимаешь? Ты был так сильно нужен мне! Так силь… — она поцеловала его. Она испытывала наслаждение, когда его язык касался ее языка, когда его руки впивались в кожу на пояснице и талии, когда ее ладони касались его шеи. В животе болело, сердце замирало, воздуха становилось все меньше и меньше, а желания продолжать — больше.

Девушка вновь отстранилась.