Вид исполинского аграрного робота с двумя пятисотмегаваттными лазерами на загривке впечатлил, но не испугал адмирала. Он понял — ему нарочно подсунули такой ракурс съемки, что робот и боевая машина выглядели как игрушки, отснятые с порядочной высоты.
Они не понимают, что мне все равно… — с оттенком тоски в мыслях подумал адмирал, недоброжелательно взглянув на столпившихся поодаль штабных офицеров. — Это вы боитесь крови и грязи, а я повидал и то и другое. Болваны… Болваны в чистых отутюженных мундирах… В реальности выживает только сильнейший, а этот робот оказался сильнее нас…
— Дайте нормальное изображение! — внезапно потребовал он.
Панорама на экране послушно укрупнилась. Теперь картинка не выглядела как скриншот[1] веселенькой игры в солдатики — робот шел, тяжело раздавливая своими ступоходами тонны грязи, его покатый корпус, задевая деревья, ломал ветви, а планетарная машина, прокладывая себе путь через лесопосадку, подминала стволы, которые плюхались в грязь с агонизирующей дрожью сминаемых крон…
Нагумо просмотрел запись до того момента, пока судорога взрывной волны не сбила парящие в воздухе видеокамеры.
Несколько секунд адмирал сидел, глядя в почерневший экран.
— Сколько их? — наконец обронил он.
— Один, сэр! — с готовностью доложил кто‑то из штабных.
— Артиллерийскую палубу «Эндгроуза» на связь, — буркнул адмирал. Его раздражала подобострастная нерешительность офицеров штаба.
Ничего… Пару раз сходят вниз — поймут что к чему. Я сделаю из вас настоящих офицеров, дайте срок.
— Сэр, палуба одиннадцать на связи. Докладывает старший правого борта капитан Доронин!
— Слушай внимательно, капитан. Сейчас тебе передадут координаты точки поверхности. Накрой ее так, чтобы ни одна полевая мышь не осталась в живых, ты понял?
— Так точно, сэр!
Нагумо махнул рукой, — отключайся.
— Господин адмирал! Нам докладывают, что в заданном квадрате седьмой пехотный взвод! Они блокировали автодорожную развязку. Капитан Джошуа отдал приказ удерживать позицию до подхода остальных БПМ!
Нагумо обернулся, смерил говорившего тяжелым взглядом покрасневших глаз.
— БПМ пусть возвращаются на исходную, — ответил он. — Пока этот робот способен двигаться, он может причинить очень много проблем.
— Сэр, как быть со взводом?
— Скиньтесь и поставьте ему памятник, — раздраженно ответил Нагумо Этот робот должен быть уничтожен немедленно. А кто из вас еще не понял, что началась война, — я могу объяснить, в чем разница между видом с орбиты и ползаньем на брюхе под ступоходами этой машины!
Больше вопросов не возникло. Вниз не хотел никто.
Первая стена разрывов легла на полкилометра южнее дорожной развязки, взметнув в небо черно‑оранжевый вал земли, перемешанный с обломками деревьев.
«Беркут» качнуло.
Этот глухой удар, в сопровождении барабанящих по броне комьев раскисшей земли, вывел Игоря, который только что взобрался в кабину, но еще не успел пристегнуть страховочные ремни, из страшного, потустороннего оцепенения, в котором он находился с той секунды, как выдернул обрубок человеческого тела из‑под обломков БПМ.
Глядя, как бежит прямо на него, дыбится стена грязно‑оранжевых разрывов, он вдруг понял, что переступил еще одну черту, за которой, как казалось ему, кончается человеческая сущность.
Он больше не боялся смерти и не отвергал ее. Что‑то надломилось, надорвалось в душе Игоря. Он смотрел на приближающуюся стену разрывов, и шальная дрожь от инстинктивного желания жить не трогала позвоночник, не драла ознобом по коже… и это наступившее вдруг равнодушие показалось ему еще страшнее, чем сама смерть… Будто кто‑то взял и выжег изнутри то, что еще несколько часов назад называлось Игорем Рокотовым…
Он машинально взялся за рычаги управления «Беркутом», чтобы ощутить это касание, доказать самому себе, что все еще жив…
Правый ступоход древнего агроробота вышел из грязи с надсадным, чавкающим звуком. Сердце Игоря билось ровно, медленно, глухо, когда он уклонил машину от роковой цепочки кустистых разрывов, которая начиналась от горизонта и уходила за горизонт, будто кто‑то вознамерился вспахать Дабог этим страшным, чудовищным плугом…
Новая стена перемешанной с огнем земли прочертила городскую окраину. Одно из зданий, у устья проспекта Беглецов, тяжко задрожало и вдруг начало оседать вниз, выбрасывая из‑под себя клубы белесой бетонной пыли.
Кто‑то орал в эфире, нечленораздельно, зло.
Смерть опять рушилась с клубящихся небес.
— Первый, твою мать! Куда вы бьете! Здесь же мы! МЫ!!!
Новая стена огня взметнулась метрах в двухстах от «Беркута», который проламывался сквозь заросли деревьев бао.
Осколки барабанили по броне машины, словно та попала под град.
— Отходим!.. — рвался в эфире чей‑то надорванный голос. — Паша!.. Паша!!!
Треск помех накатил рвущей перепонки волной… и сквозь него:
— Молись, сука… я выберусь отсюда!.. Тебе не жить, подонок!..
Вопли в эфире опять погасил треск несущей частоты, адский грохот близких разрывов, утробный вой и визгливый рикошет осколков.