Дама наизнанку

На первый взгляд Блохин был достаточно респектабельным представителем второе десятилетие нарождающегося и никак не родящегося среднего класса: был хозяином небольшой типографии, в которой работало три десятка рабочих. Предприятие было довольно прибыльным, но основной доход, что было очевидно, этот гражданин получал от своего нелегального бизнеса, о котором неоднократно сообщали оперативные источники. Однако схватить его за руку не удавалось, равно как и обнаружить месторасположение производственных мощностей, ежедневно выпускавших тысячи порнографических видеокассет. В этой преступной индустрии процент прибыли практически столь же высок, как и в наркоторговле, поэтому Поплавский не сомневался, что на убийство Катыхова, если тот замахнулся на кусок пирога не по чину, Блохин пошел, что называется, "не глядя". Мог ли этот человек во имя спасения собственной шкуры и сладкой, как он ее понимал, жизни, устроить похищение Гуся? Похоже, вполне. По крайней мере, сам Слава был похищен среди бела дня из "Горбушки" просто мастерски. Причем, судя по его первым словам, Блохин не сомневался, что, отдавая приказ доставить к нему назойливого Дубова, он сознательно применял насильственные действия именно к офицеру МУРа, так что дерзости ему не занимать. А что? Где один, там и другой… Как говорится, двум смертям не бывать, а одной не миновать, эх раз, еще раз, еще много-много раз, повадился кувшин по воду ходить… Тут Поплавский заметил, что совсем уж отвлекся и налепил опечаток.

Махнув залпом остатки какао, он решил больше не отвлекаться, и вскоре большими буквами отстучал концовку: "ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ СТАНЕТ ВОЗМОЖНЫМ ПОЛНОСТЬЮ ОТОЙТИ ОТ БИЗНЕСА И, БОЛЬШЕ НЕ РИСКУЯ, СПОКОЙНО ЖИТЬ НА НАКОПЛЕННЫЙ КАПИТАЛ". Перечитав еще раз свой труд, Слава остался доволен и, посмотрев на часы, стал звонить Блохину, чтобы подтвердить вчерашнюю договоренность. С удивлением узнав, что того нет дома, и, более того, что его вызвали на Петровку, Поплавский чертыхнулся. Действительно, элемент анархии был налицо, и Козлов в этом отношении был прав: вчера на вечернем совещании об этом вызове не было ни слова. Он тут же отзвонился в Управление, и Базарджян рассказал ему обо всех последних новостях. В знак благодарности Слава посоветовал Алику в беседе с Блохиным изобразить маленького Берию. Базарджян сначала обиделся, но, поразмыслив, согласился, что идея хорошая.

Поплавский был недоволен сложившейся ситуацией: встреча с Семеном Марковичем откладывалась на неопределенный срок, и в тоже время ему нельзя было ехать в Управление — не хватало еще встретиться там в коридоре с Блохиным, да при этом отвечать на приветствие коллег! Снова перезвонив Базарджяну и договорившись с ним, что тот перезвонит Славе на мобильный, как только Блохина отпустят восвояси, Поплавский отправился в книжный магазин "Москва" — благо, что давненько там не был, да и располагается он в трех шагах от работы.

Телефон зазвонил в 11–01. "Долго же они его мурыжили!", — подумал Поплавский и включил трубку. Но это оказался не Алик, а Блохин.

— Константин, привет. Это Семен Маркович.

— Здравствуйте, Семен Маркович! Я звонил Вам утром, мне сказали, что Вы на Петровке. Что случилось?

— Это не телефонный разговор. Ты сейчас где?

— На Тверской, в книжном магазине.

— Отлично. А я только что вышел из ментовки. Давай через двадцать минут встретимся около памятника Пушкину, и где-нибудь перекусим. С утра у меня кусок в горло не шел!

Поблагодарив Базарджяна, позвонившего сразу же после Блохина, и предупредив его о предстоящей встрече, Слава решил, что у него еще есть время спуститься в букинистический отдел.

Блохин угощал. Было видно, что на Петровке он жутко перенервничал, поэтому ранний обед быстро превратился в праздничный банкет. Поминутно подливая себе "Хенесси" (Поплавский согласился только на кружку нефильтрованного немецкого пива), Семен Маркович живописал ужасы только что покинутого им застенка: после перенесенного стресса ему было необходимо выговориться.

— Мне до сих пор мотают кишки из-за засранца Катыхова. То был какой-то капитан Птицын, или Уткин, не помню… Теперь какой-то вообще не поймешь кто, даже не представился, чурка! Ну, точно как в кино показывают про тридцать седьмой год! Из палачей, представляешь? Глаза мутные, по-русски говорит еле-еле, всего один раз, животное, оживился, когда вспоминал, как барашка резал. Ужас!

Слава, внутренне ликуя, старался запомнить этот монолог слово в слово, предвкушая, как порадует Алика.

— …Я уж теперь и не рад, что сгинул этот Индюков, который до палача меня допрашивал. Ладно, завтра после обеда, может быть, легче станет — должен сработать один мой план… Понимаешь, надо Шуру Зотова выручать, мужика, которого замели по Катыховскому делу. Что Шура мой школьный кореш — это ерунда, сантименты, недостойные делового человека… А вот то, что он может на меня навести, как на заказчика… Т-с, я ничего не говорил!