Давно закончилась осада...

— А почему ты не с отцом? — спросил Оська. И охнул про себя. Вспомнил слово “был”. “Был геолог…” — Он… погиб, да?

Норик шевельнул локтем.

— Не погиб, а ушел. И уехал за тридевять земель. Два года назад еще. Он же майор запаса, вот и сказал маме: “Я думал, ты нормального сына мне вырастишь, а ты… его уродуешь. И сама…” Это потому, что как раз тогда она в комитет записалась. “Стране, — говорит он, — нужны настоящие мужчины, которые не дрогнут в нужный момент…”

“Ты и не дрогнул…”

— Конечно, у него были и другие причины. Кто-то там, на стороне… Но главная вот эта: что я не оправдал надежд…

— По-моему, ты всё оправдал…

— Ну уж… Ты же видишь, какой я.

— Какой?

— Чуть не помер на цепи.

— Ты же не помер! Ты все сделал как надо! Не всякий решится… даже ради мамы.

— Ты вот решился без всякого страха… Ради отца.

— Я? Без страха? Да я там десять раз чуть штаны не замочил! И тыщу раз клялся. что больше никогда…

— Ага ! А сам — второй раз…

— Потому что…

Тут многое можно было сказать. Но это трудно даже в темноте. Да и слова не подберешь. Оська лишь покрепче взялся за локоть Норика.

— Пошли.

— Да…

Скоро внизу забрезжил свет.

— Вот и все. Почти… — прошептал Оська.

Оказалось, что не все. Выход закрывала решетка, которой раньше не было.

Это была калитка, сваренная из арматурных прутьев. Снаружи — увесистый замок. Оська просунул руку, покачал его.

— Влипли…

— Наверно, эту решетку поставили от жуликов. Когда они украли ручки и кресты. — догадался Норик.

Правильная догадка. Только от нее было не легче. Потоптались. Норик сказал:

— Что будем делать?

— Я вот ни настолечко не имею никакого понятия, что нам делать, — горько признался Оська.

— Обратно я не заберусь..

— Никто не заберется. Чего об этом говорить.

— Ось…

— Что?

— Но ты не думай, что я жалею. Я все равно рад, что спустился по цепи… мы спустились. И я загадал…

— Да… Хорошо, если бы и про нас кто-нибудь загадал бы. А то мы… тоже как арестанты… Сижу за решеткой в темнице сырой…

— Если бы знать хотя бы: долго ли сидеть?

— Может, сторож придет, — неуверенно понадеялся Оська. — Будут, конечно, неприятности, но не убьет же до смерти…

— Хоть бы пришел… Если я не появлюсь дома до темноты, дядя Игорь и тетя Зоя начнут звонить в полицию и в больницы. А потом — вот он, явился красавчик! Да еще в разодранных штанах…

“А мама!.. И Анка… Они же с ума сойдут!”

Но Оська победил в себе панику. Глянул на часики.

— До заката еще больше двух часов. Знаешь что? Давай спокойно подождем полчаса. Вдруг что-нибудь случится? Кто-нибудь придет?

— А если не придет?

— Ну… тогда одно остается. Подняться на площадку, махать руками и орать: “Спасите наши души!”

— Легче уж вниз головой, — вздохнул Норик. Видимо, у него еще оставалось чувство юмора. Капелька.

— Давай ждать…

Они сели у решетки на корточки. И… вдруг почувствовали, что не знают, о чем говорить.

Чтобы сломать неловкость, Оська спросил:

— Твои дядя и тетя, они что, очень строгие?

— Ничуть. Но трясутся надо мной, как над маленьким, своих-то у них нет. Они оба из-за меня заработают инфаркты…

Никто не появлялся. Кричали тепловозы, и вдали снова играл оркестр. В шумном веселом городе. На воле.

— Норик, ты где раньше жил?

— В Среднекамске. Там речной порт и всякие заводы. Слыхал?

— Конечно. По географии проходили. Я сразу понял, что ты не здешний.

— Как понял?

— Ну, во первых, ты не слышал про Николу-на-Цепях. А во-вторых — вот… — Оська двумя пальцами приподнял желтый рукавчик. — Тут у тебя загар, а выше почти нет. Значит, он недавний. Наши-то пацаны коричневые с головы до пят. У меня даже зад коричневый, хотя я без трусов сроду не загорал.

— Тогда почему?

— Потому что загар наш со временем расползается по телу и остается навечно… Вот сам увидишь, если дело дойдет до линьков… — У Оськи тоже осталась капелька юмора.

Норик чуть посмеялся, потом вздохнул и прижался лицом к решетке. В него светило снаружи солнце. Золотило хохолок и просвечивало тонкие уши. Норик покачал замок.

— Если бы ключ какой-нибудь подобрать… Тут, кажется, несложный механизм. У тебя никакой железки нет?

— Подожди-ка! — Оська вскочил, хлопнул себя по бедрам. Остро ударился о ладонь сидевший в кармане барабанщик. “Ольчик, выручай!”

— Норик, смотри!

— Что?.. Ой, да он же оловянный, мягкий…

— Это лишь называется “оловянный”. А на самом деле из какого-то твердого сплава.

— Он не пролезет в замок…

— Подожди…

Ноги солдатика крепились к тонкой подставке размером с гривенник. “Прости меня, маленький. Другого выхода нет…” Оська сунул подставку в щель на каменном полу, потянул на себя барабанщика. Подставка легко отломилась.

Ножки барабанщика были похожи на стержень ключа с двойной бородкой.

Царапая о железо запястья, Оська опять просунул руки к замку. Солдатик ногами легко вошел в скважину. Но и только. Самодельный ключ не поворачивался. И застрял. Оська перепуганно задергал его, вытащил.

— Не получается.

— Ось, послушай…

— Что?

— Кто-то, кажется, есть там, в коридоре.

Оська замер. И надежда в нем, и страх. Но нет…

— Ничего не слыхать.

— Слыхать. У меня уши во какие… как радары. Всякий дальний звук ловят.