Давно закончилась осада...

— Норик! А почему ребята зовут тебя “Чип”? — вспомнил Оська.

— Потому что я сам так сказал. Они даже еще и не знают, что я Норик. Иначе бы они точно откликнулись на твое объявление…

— Но почему — Чип?

— Меня многие так зовут. Это сокращенно от “Чиполлино”. Потому что голова-луковица…

— Никакая не луковица, — проворчал Оська. — И “Норик” — лучше…

— Да они ведь не дразнятся! Это просто как имя. Как “Мамлюча”, как “Вертунчик”. Они даже наоборот… чуть ли не героем меня считают… За то, что отбивался тогда от “малосольных” так отчаянно… И еще я им про Цепь рассказал, они сразу поверили… Знали бы они, какой я герой на самом деле…

— А чего? — буркнул Оська. — Ты такой, как надо…

Они договорились встретиться завтра. После уроков, здесь же, на бастионе. И на всякий случай, чтобы не теряться больше, решили обменяться адресами. У Оськи была с собой шариковая ручка-брелок. Он зашарил по карманам в поисках бумаги. Достал мятый листок.

— Нет, на нем нельзя… — Это было направление к окулисту, которое дал школьный врач Андрей Гаврилович.

Оська написал адреса Норика и свой на полях газеты “Посейдон Ньюс”, оторвал полоску, спрятал. Все газеты отдал Норику.

— Пускай ребята читают.

И они разбежались

Оська прыгал вниз по ступеням, заталкивал на ходу в нагрудный карман медицинскую бумажку… Затолкал, замедлил шаги, задумался. А ведь завтра в школе могут спросить: был ли у глазного врача?

Конечно, можно соврать, что пришел, а приема там нет. Но как-то не хотелось примешивать вранье к радости от встречи с Нориком. Да и темная полоска — вот она, опять маячит перед глазами. Не очень беспокоит, но и… не радует.

И трудно разве заглянуть в поликлинику? Недалеко же…

2

В поликлинике было прохладно и пахло как в аптеке. Девушка в окошечке регистратуры глянула в Оськину бумажку.

— Иди с этим направлением прямо к доктору, к Фаине Аркадьевне, в десятый кабинет. На второй этаж.

Оська всегда готов был к худшему, думал: у кабинета очередь. Оказалось — никого. Стукнул в дверь, приоткрыл, сказал:

— Здрасте…

Врачей было двое.

За столом — крупная дама с высокой бронзовой прической. Несомненно, Фаина Аркадьевна, потому что второй был мужчина. Сухонький седой старик. Он занимался необычным для врача делом: обвязывал шпагатом что-то квадратное, плоское, обернутое желтой бумагой. Наверно, портрет или картину.

— Фуражечку-то сними, — утомленно напомнила Фаина Аркадьевна. — В школе разве не учили?.. Что у тебя?

— Ой… — Оська сдернул бейсболку. — У меня вот…

Докторша глянула в мятый листок.

— Где ты его так изжевал… О скар Чалка. Ладно, пошли. Андрей Гаврилович звонил про тебя. Почему сразу не явился?

— Я не знал, что надо сразу… — И подумал: “Вот счастье, что пришел. Как бы завтра оправдывался?”

Они вошли в полутемную комнату. И началось. Сперва расспросы, потом: “Посмотри на эту лампочку… Левым глазом… Правым… Ты не знаешь, где левый, где правый?.. Не жмурься… Не дергай головой!”

— Она сама дергается! Такая резь!

И правда, глаза резало от острого луча, бьющего прямо в зрачки. И слезы градом.

— Что за нежности! Не дошкольник… — Она встала, открыла дверь. — Владислав Евгеньевич! Не могли бы вы на прощанье дать небольшую консультацию?

— Если небольшую… Так сказать, прощание-завещание…

— Ой! Я не это имела в виду. Я… дело в том, что здесь какой-то непонятный случай. Такое впечатление, что этот… Чалка просто морочит всем голову…

— Ничего я не морочу, — сказал Оська ей в спину…

Фаина Аркадьевна вышла, стала говорить за дверью неразборчиво. Потом позвала:

— Иди сюда, загадка природы.

Старый Владислав Евгеньевич был ну в точности Айболит. Или доктор из фильма-сказки “Приключения желтого чемоданчика”. Бородка клинышком, бодрый взгляд. Он сел посреди комнаты на стул, поставил Оську перед собой. Тот моргал и сердито вытирал слезы. Владислав Евгеньевич взял его за кисти рук.

— Итак, Оск а р… Ты Ося, да?

— Да.

— Повтори, Ося, все вышесказанное. Темная полоска периодически возникает у тебя перед глазами. Так?

— Так… Она не всегда перед глазами. Я глаза отведу, а она остается там, где была… ну, как бы перед грудью. Я уже объяснял. Будто темный шнурок натянут от козырька до пупа… до пряжки. Вот так, — ребром ладони Оська провел от лба до пояса.

— Понятно… То есть не совсем, но… давай дальше. Подробнее.

— Иногда она двоится. Это если вдаль глядеть. А если прямо на нее, то одна…

— Сплошная полоса?

— Бывает, что сплошная. А бывает, что из отдельных пятнышек.

— Похоже на цепочку?

— Что?.. Да! Только ее очень нерезко видно…

— М-м… А скажи, Ося, можешь ты ее убрать усилием воли? Постараться, чтобы она исчезла?

— Я… да. Если очень постараюсь. Напрягусь, и она тает… Но потом забудусь, и она опять. Будто… напоминание какое-то.

— Напоминание? О чем?

— Я не знаю… — Оська смутился. Это сравнение выскочило из него само собой. — Вообще-то она, полоска эта, почти не мешает. Только иногда приходится смотреть чуть-чуть сбоку…

Оська все больше тревожился: не уложили бы в больницу на обследование! Только с Нориком встретились — и на тебе!..

— Она правда почти не мешает!