День триффидов. Мутант–59

– Он был прав, – сказала она. – И вы знаете, что он был прав. Ведь верно?

Я кивнул.

– Да, он был прав… И все-таки он был и совершенно не прав. Понимаете, никто никогда не придет, «чтобы привести в порядок все это безобразие». Теперь я в этом совершенно уверен. Порядка больше не будет. Мы могли бы поступить, как он требует. Мы могли бы пойти и показывать некоторым – правда, только немногим – из этих людей, где еда. Мы могли бы делать это несколько дней, ну, может быть, недель. А потом? Что потом?

– Это так страшно, так жестоко…

– Если глядеть фактам в лицо, альтернатива очень простая, – сказал я. – Или уехать отсюда, чтобы спасти все, что можно спасти от гибели, в том числе и самих себя; или посвятить себя тому, чтобы еще хоть ненадолго продлить жизнь этих людей. Это самый объективный взгляд на вещи, который мне доступен. Но я знаю также, что, очевидно, гуманный путь является также скорее всего и дорогой к самоубийству. Должны ли мы тратить время на продление страданий, если мы уверены, что в конечном счете шансов спасти этих людей нет никаких? Лучший ли это способ применить свои силы?

Она медленно кивнула.

– Да, пожалуй, выходит, что выбирать не из чего. И

даже если бы мы могли спасти некоторых, то кого для этого выбрать? И кто мы такие, чтобы выбирать? И вообще как долго мы смогли бы это делать?

– Все здесь страшно сложно, – сказала я. – Я не знаю, сколько слепых сможет содержать один зрячий, когда кончатся готовые припасы, но не думаю, чтобы уж очень много.

– Вы уже все решили, – сказала она, взглянув на меня.

Мне почудилось, будто в ее голосе прозвучала нотка неодобрения.

– Милая девушка, – сказал я. – Все это нравится мне не больше, чем вам. Я прямо изложил вам альтернативу. Что мы выберем? Поможем строить новую жизнь тем, кто избежал катастрофы? Или сделаем моральный жест, который вряд ли станет чем-либо большим, нежели жестом. Люди на той стороне дороги, очевидно, решили выжить.

Она погрузила пальцы в песок, затем высыпала песок из ладони.

– Я думаю, вы правы, – сказала она. – Но вы правы и в том, что мне это не нравится.

– Наши «нравится» и «не нравится» больше не имеют никакого значения, – отозвался я.

– Может быть, и так, но во всяком деле, которое начинается со стрельбы, есть, по-моему, что-то скверное.

– Он ведь стрелял в воздух, – заметил я. – И очень возможно, что предотвратил свалку.

Из толпы уже никого не осталось. Я перелез через ограду и помог перебраться Джозелле. Человек у ворот приоткрыл створку, чтобы впустить нас.

– Сколько вас? – спросил он.

– Всего-навсего двое, – ответил я. – Мы видели ночью ваш сигнал.

– О’кэй. Пошли к Полковнику, – сказал он и повел нас через двор.

Тот, кого он назвал Полковником, располагался в небольшой комнатушке неподалеку от входа, вероятно, бывшей швейцарской. Это был круглолицый человек лет пятидесяти или около того. Волосы у него были густые, но седые и аккуратно подстриженные. Такими же седыми и аккуратными были его усы, и казалось, ни один волосок в них не посмел бы нарушить строй. Лицо его было розовым, здоровым и свежим, в пору молодому человеку; как я узнал позже, в пору молодому человеку была его голова. Он сидел за столом с большим количеством бумаг, уложенных в абсолютно ровные пачки; перед ним лежал чистый розовый лист промокательной бумаги.

Когда мы вошли, он устремил сначала на меня, затем на

Джозеллу внимательный твердый взгляд и смотрел на нас несколько дольше чем необходимо. Я сразу раскусил эту технику. Она призвана внушить вам, что вы стоите перед опытным судьей, привыкшим оценивать людей с первого взгляда; вы должны почувствовать, что стоите перед надежным человеком, безо всяких там глупостей – или, при иных обстоятельствах, что вас видят насквозь и знают все ваши слабости. Правильной реакцией является такой же взгляд в ответ, тогда в вас признают «дельного парня». Так я и сделал. Полковник взял перо.

– Ваши фамилии?

Мы назвали себя.

– Адреса?

– Боюсь, что в нынешних обстоятельствах они вряд ли понадобятся, – сказал я. – Но если вы считаете, что должны их знать…

Мы дали свои адреса.

Он пробормотал что-то о системе, организации и родственниках и записал. Затем последовали вопросы о возрасте, профессии и так далее. Он снова обратил на нас испытующий взгляд, нацарапал на каждой анкете еще несколько слов и сложил анкеты в пачку.

– Нужны дельные люди. Дело дрянь. Работы здесь много. Очень много. Мистер Бидли скажет вам, что надо.

Мы вернулись в вестибюль. Джозелла усмехнулась.

– Он забыл спросить у нас рекомендации в трех экземплярах, – сказала она, – но на работу мы, кажется, приняты.