Девятьсот бабушек

— Не замрет. Она как первичная материя. Существование и движение для нее — одно и то же. Я никогда не видел, чтобы она не двигалась, даже во сне. Джинни — самый деятельный спящий человек на Земле, во сне она поет и смеется. Жена называет ее «наш милый гоблин».

— Верно. Она гоблин, обезьянка, домовенок. У нее даже пузико такое же, как у них. Дисмас, у нее обезьянья мордочка, кривые ноги и выпирающий, как у гоблина, живот!

— Ничего подобного! А вот и она! Вышла из дома и лезет обратно по камням на гору. Смотри, какая она красивая — просто загляденье! В четыре года все еще может посмотреть на мир и сказать: «Странно, я его вижу в первый раз!» Да, Минден, у меня очень разносторонняя дочь. И еще сосед, который вечно или серьезен, или мрачен. Это я про тебя. Продолжаешь кормить меня отрывочными сведениями из своего доклада. Отсюда вывод: ты хочешь возбудить мое любопытство. Ну и название у него: «Случайная мутация». Что за мутация? Кто, вообще, мутировал?

— Мы, Дисмас. Мы — случайная, неестественная, неустойчивая, необусловленная и невероятная мутация нашего вида. Мой доклад, возможно, плохо продуман и скверно скроен, и я ежусь при мысли о том, что сегодня вечером меня ждет. Мой доклад — о гомо сапиенс, который тоже плохо продуман и скверно скроен. В своем докладе я утверждаю, что человек появился как следствие невероятной мутации, произошедшей совсем недавно, и что наши предки — шауенантропы. И, если честно, сей факт меня здорово пугает.

— Минден, ты в своем уме? Какие предки? Какая мутация? Шауены уже были людьми. Ни превращений, ни мутаций не требовалось. Все находки не старше пятнадцати лет. Одного взгляда на шауенов достаточно, чтобы понять, что неандертальцы, гримальдийцы и кроманьонцы — близкие родственники одной и той же расы, нашей. Шауены были шаблоном, образцом. Они объяснили все загадки. Мы поняли, почему подбородок или его отсутствие — всего лишь расовая особенность. Нет ничего, что отличало бы шауенов от нас, если не считать, что их взрослые особи были дурно сложенными нескладехами со слабым здоровьем. Шауены — современные люди. Они — это мы. Минден, нет ничего революционного в том, чтобы переворошить очевидные факты пятнадцатилетней давности. Я думал, ты собираешься рассказать об огромном шаге вперед. А это всего лишь шаг вниз с пятисантиметрового бордюра.

— Вот именно, Дисмас, шаг вниз, в обратном направлении, шаг, который весь мир сделает с закрытыми глазами, и в результате появится дикая воющая обезьяна. Это не просто шаг, Дисмас. Если я прав, то мы произошли от шауенов в результате внезапной одномоментной мутации, сила и направленность которой неверно истолкованы.

— Меня и самого несколько смущает вся эта история с шауенами. Что-то в ней не так! Конечно, судить о шауенах мы можем только по скелетам девяноста шести детей, трех подростков и двух взрослых. Очевидно, нужно найти больше.

— Если и найдем, то пропорция останется той же. Хотя вряд ли мы вообще сможем их распознать. Тебе не кажется странным такое соотношение скелетов? Почему так много детей? Почему — и я давно об этом думаю — восемьдесят шесть из этих детей одного роста и одного возраста? Скелеты найдены на девяти разных раскопках, близких друг к другу по местоположению и эпохе. И восемьдесят шесть скелетов из ста одного принадлежат четырехлетним детям. Безусловно, шауен — современный человек. Без сомнения, они — это мы, точь-в-точь. Но восемьдесят шесть четырехлеток из ста одного — такое соотношение нам не свойственно.

— Вот и объясни это, Минден. Полагаю, в своей работе ты как раз и пытаешься найти ответ. О, будь все проклято! Сюда идут сумасшедшие фанатики!

Доктор Дисмас и доктор Минден сидели в плетеных креслах в уютном общем дворе. С одной стороны его ограничивала гора Дулена, а с другой — заросли кустарника. Завидев фанатиков, которые приходили уже не раз, доктор Дисмас извлек короткоствольный пистолет.

— Убирайтесь! — крикнул он. Фанатики, сбившись в одну кучу, медленно наступали. — Здесь вам искать нечего. Вы уже раз сто приходили со своими вопросами.

— Всего три раза, — возразил вожак. Он был чисто выбрит, носил короткую старомодную стрижку, столь любимую фанатиками всех мастей, и являл собой яркое воплощение непроходимой тупости. — Нам ничего особенного не нужно. — Вожак шумно втянул носом воздух. — Только найти женщину и убить ее. Вы могли бы помочь.

— Нету здесь никаких женщин, кроме моей жены, — рассердился доктор Дисмас. — И вы сами сказали, что она не женщина. Убирайтесь вон, и чтоб духу вашего здесь не было!

— Из того, что мы знаем, следует одно: женщина где-то поблизости от этого места, — не сдавался вожак, — и она вынашивает в себе роковое семя.

— Роковое семя — так иногда говорят про мою дочь Джинни. Убирайтесь сейчас же!

— Джинни мы знаем. Она иногда спускается со своей горы, чтобы поиздеваться над нами. Джинни — не семя, хотя, возможно, как-то связана с ним. Но Джинни уже родилась, и ей четыре года. А семя, которое мы должны уничтожить, еще в чреве. Ты уверен, что твоя жена…