До последнего слова

Я часто вспоминаю его ямочку и то соблазнительное, легкое движение, каким он прокручивает гитару вокруг торса. Но потом перед глазами встает его лицо, когда он сообщает: для меня в «Уголке поэта» нет места, и розовые очки исчезают сами собой. Не уверена, что одержима им самим, но вот желанием, чтобы он меня простил, – однозначно. А еще он вызывает у меня любопытство. И Кэролайн знает об этом. Сью тоже наверняка стала бы подробно меня о нем расспрашивать.

– Нет, у меня сейчас нет одержимости никем из мальчиков, – сообщаю я.

Сью приподнимает брови и смотрит на меня так, словно хочет сказать: «Я слишком хорошо тебя знаю, ты лукавишь». Но меня это нисколько не обижает. С самого дня нашего знакомства я только и делала, что думала о мальчиках.

– Но у меня из головы никак не идет Эй-Джей. Это тот парень, которого мы с Кейтлин дразнили, когда были маленькими, – говорю я и утыкаюсь лицом в колени.

– Но ты ведь извинилась перед ним, верно? – спрашивает Сью.

Я киваю, не поднимая глаз.

Но сделанного все равно не воротишь.

Тяжело вздыхаю.

– Сью, когда я уже перестану ошибаться?

Ее смех становится для меня полной неожиданностью, и я с удивлением смотрю на нее.

– А зачем? – интересуется она.

Не свожу с нее изумленного взгляда.

– Именно благодаря ошибкам и осечкам мы научились ходить и бегать, узнали, что горячие предметы трогать нельзя. Ты совершаешь ошибки всю свою жизнь и продолжишь ошибаться.

– Просто блеск.

– Самое главное – распознать свою ошибку, извлечь из нее урок и двигаться дальше.

– А я не могу двигаться дальше.

– Но так изводить себя тоже не стоит.

В комнате надолго воцаряется тишина. Наконец Сью прочищает горло, чтобы привлечь мое внимание.

– Может, хватит царапать себя? – спрашивает она. Я и не заметила, что вновь начала царапать шею, а между тем кожа сзади начинает побаливать и саднить. Отдергиваю руку. Сплющиваю пластилин большим пальцем.

– Мне очень нужно, чтобы он меня простил, – признаюсь я.

Все мои мысли лишь об этом. Они сводят меня с ума.

– Это уже не в твоей власти, – медленно качая головой, замечает Сью. – Ты сделала все, что могла, теперь дело за ним. И он либо простит тебя, либо нет.

Ни за что не простит.

До этой минуты я не позволяла себе плакать из-за обиды, которую мы с Кейтлин нанесли Эй-Джею. Я не проронила ни слезинки, когда узнала правду и когда рассказывала о ней Сью с месяц назад. Но сейчас я чувствую, что сдерживать рыдания мне уже не под силу, и даю слезам волю. И мне тут же становится немного легче.

– Ну же, Сэм, – говорит Сью, опершись локтями о колени. – Посмотри на меня. Ты хороший человек, допустивший ошибку. – От этих слов мои рыдания только усиливаются. – Ты извлекла из нее урок?

Прячу лицо в ладонях и быстро киваю.

– Стало быть, эта ошибка была ненапрасной. Прости себя и иди дальше. – С этими словами Сэм протягивает мне салфетку, и наши взгляды встречаются. – У тебя все получится, – тихо говорит она.

Не знаю, сколько времени я уже сижу у нее в кабинете, то и дело высмаркиваясь и промакивая глаза, но точно знаю, что даже если время нашей сессии уже истекло, Сью меня не отпустит, пока я не произнесу заветные слова. Причем от всего сердца.

– Я прощаю себя, – наконец говорю я, а голос дрожит и надламывается на каждом слове.

Три шага вперед

Занимаю свое место в кабинете истории и смотрю на часы, висящие на стене. До звонка на урок еще несколько минут, поэтому я достаю желтый блокнот. С нашей прошлой встречи со Сью я постоянно думаю об ошибках и прощении, и мне не терпится приписать еще несколько строк стихотворению на эту тему.

– Привет, Сэм! – Слышу я, поспешно захлопываю блокнот и поднимаю глаза. Надо мной высится Сидни.

– Привет. Ты Сидни, да? – уточняю я, будто не помня ее имени. На самом деле, разумеется, помню. Весь последний месяц мы с ней ежедневно видимся на четвертом уроке, и всякий раз, когда я ее замечаю, мне вспоминаются ее стихи о наггетсах, и я невольно улыбаюсь.

Она упирается одной рукой в мою парту, а другой тянется к моему кулону в виде буквы «С».

– Какая прелесть! – восхищается она, взяв его в руку. Она пальцами крутит украшение, рассматривает его с разных сторон. А потом отпускает и показывает на свой кулон в виде кислотно-розовой буквы «С». – Гляди! У нас с тобой отличный вкус на буквы!

– Очень красиво, – говорю я, тщетно пытаясь понять, для чего она со мной заговорила.

– В общем, Эй-Джей прочел нам твое стихотворение, – шепотом сообщает она.

– Что?! Когда?! – Ведь с того дня, когда я отдала ему листок, столько времени прошло… И я привыкла думать, что, если бы он прочел мои стихи, я уже знала бы. Только такая логика помогала отделаться от мыслей обо всем этом.

– Мы долго обсуждали всю эту историю, – говорит Сидни. – И очень хотим, чтобы ты вернулась.

– Правда?

– Правда. Некоторые из нас были бы рады увидеть тебя уже на следующей неделе, – склонившись к моему уху, сообщает она. – А кого-то оказалось куда сложнее переубедить.

– Ты об Эй-Джее?