— А тебе чего бояться? — усмехнулась она. — Это я должна блюсти супружескую верность.
Он помолчал, не уставая оглаживать ее, чуть напрягшуюся, по спине, затем приподнял за подбородок и взглянул в бездонные омуты зрачков:
— Я боюсь не за себя, хотя хорошего мало, когда меня начнут метелить дубовьем. Я боюсь за тебя и за твою маленькую дочь.
Она упрямо мотнула головой, на ресницах задрожали слезы:
— Ты бросаешь меня, а я успела к тебе привыкнуть.
— Несмотря на обнесенные поносом ведра? — попытался разрядить обстановку Дока.
— Эта беда может случиться с каждым.
— Как хорошо ты сейчас сказала. Если дело обстоит так, то кто запрещает тебе приезжать ко мне?
— Ты говоришь правду? — натянулась она струной.
— Только дай телеграмму, чтобы я успел снять квартиру. Мы с женой хоть и разведены, но продолжаем жить в одной комнате.
— Спасибо… Больше мне ничего не нужно.