По мнению Торпа, буржуазная система в историческом смысле пережила сама себя и, утратив способность развиваться, сохранила способность к стабильному воспроизводству нестабильности. «Капитал более не способен организовать общество: хуже того, господствующий класс к этому уже и не стремится. Глобализация свела на нет потребность капитала в организации общества вокруг национального государства, а буржуазия неспособна организовать общество на более высоком уровне»[451]. Теоретический ответ на вопрос о разрешении подобного противоречия дан много лет назад классическим марксизмом, увидевшем в рабочем классе не просто могильщика буржуазии, но и силу, способную сконструировать новый общественный порядок, отталкиваясь от своих интересов. Понятно, что в начале XXI века и структура, и состав, и интересы понимаемого в широком смысле рабочего класса радикально изменились. Однако проблема не только в этом. Проблема в том, как конвертировать потенциальные возможности новой гегемонии в политический ответ на кризис, в практическое социальное действие. Отступления и капитуляции рабочих организаций в конце XX века были отнюдь не только результатом предательства вождей, сектантства радикальных левых, оппортунизма социал-демократических лидеров и беспринципности коммунистических партийных или профсоюзных аппаратчиков. Вернее, тот факт, что именно такие люди и политические тенденции доминировали на левой сцене, сам по себе является следствием более общего и более глубокого противоречия между глобальными возможностями и конкретными — здесь и сейчас — слабостями. «Латентная сила рабочего класса как глобального коллектива, — размышляет Торп, — растет в прямой пропорции с его не менее реальной беспомощностью и отчаянием, когда рабочие обнаруживают себя совершенно беззащитными, поскольку их прежние организации на национальном уровне фактически перешли на противоположную сторону и выполняют волю глобального капитала»[452].
Противоречие, отмеченное Торпом, особенно драматично именно потому, что, нравится нам это или нет, несмотря на глобализацию капитализма, политическая жизнь развивается в рамках обществ, отнюдь не ставших глобальными и сохраняющими в значительной мере свою национальную ограниченность, не говоря уже о соответствующих политических институтах. Удастся ли организовать общественные силы на глобальном уровне и мобилизовать накопленный потенциал преобразований? Это остается открытым вопросом, поскольку общество и политические процессы по-прежнему оформлены именно в рамках национального государства. И ни в каких других рамках их непосредственная мобилизация произойти не может.
Таким образом, глобальный кризис все равно развивается как сумма разворачивающихся параллельно и взаимозависимо, но все же локальных, национальных кризисов, а глобальная альтернатива может сложиться лишь как совокупный результат этих процессов и как кумулятивный эффект ряда побед, каждая из которых сама по себе является локальной и ограниченной. В этом смысле любое современное революционное действие является по определению недостаточным, но никаким иным быть оно не может.
По сути дела, реальность капиталистического кризиса 20-х годов XXI века возвращает нас к проблеме перманентной революции, к стратегическим вопросам, которые так и не смогли разрешить социалисты и коммунисты сто лет назад. Начинаясь в одной части планеты, процесс преобразований достигает завершенности или оформленности лишь тогда, когда революционная волна начинает охватывать другие страны мира. И революционная волна начала XX века в самом деле изменила мир, но произошло это все же не так, как ожидали революционеры. Ранние социалистические революции прошлого столетия в этом смысле обречены были на неудачу, так же как и первые европейские попытки утвердить принципы демократии и прав человека в обществе, еще только осваивавшем возможности буржуазной экономики. Смысл революций XX века состоял в том, чтобы поставить задачи, уже назревшие в плане исторической перспективы, но еще не разрешимые на уровне технологических и культурных возможностей. В первой половине XX века политическая зрелость рабочего класса в значительной мере опередила созревание производительных сил и коммуникативных возможностей, необходимых для социалистического преобразования. Сегодня ситуация, по сути дела, зеркальная. Главная беда на левом фланге — дефицит политики.
Эти вопросы, увы, не может разрешить никакая теоретическая книга, даже самая хорошая. Они стоят именно как практические, и задача мыслителей состоит в том, чтобы честно говорить о них, одновременно переключая внимание на новую конструктивную политическую практику, потребность в которой уже более или менее осознана. Насколько и как она будет удовлетворена, покажет будущее. Но пока мы лишь можем констатировать, что нарастающие масштабы кризиса, с которым сталкивается неолиберальная модель капитализма, являются основанием не только для многочисленных опасений, но и для надежды.