Omnia exeunt in mysterium,[135]– полагаю, это значит, что всякая отрасль человеческого знания, будучи отслеженной до источника и основополагающих принципов, растворяется в тайне. Не стану докучать вам подробным описанием болезненных шагов, приведших меня к определенным выводам; несколько простых экспериментов заставили усомниться в моей тогдашней точке зрения, и ход мыслей, рожденный относительно пустячными обстоятельствами, завел меня далеко; моя старая концепция вселенной обратилась в прах, и я очутился в мире, который кажется мне таким же странным и ужасным, каким показался безмерный океан Кортесу, когда тот его впервые увидел с Дарьенского склона[136]. Теперь я знаю, что стены разума, казавшиеся столь нерушимыми и превосходящими своей протяженностью расстояние от глубин до небес, как будто бы вечные, отнюдь не такие необоримые преграды, какими мы их вообразили, а тончайшие, воздушные покровы, тающие пред взором искателя, словно утренний туман над ручьем. Знаю, вы никогда не занимали крайне материалистическую позицию и не пытались опровергнуть онтологический аргумент, интуиция удерживала вас от подобной кульминации абсурда; но я уверен, что вы сочтете мой рассказ странным и противоречащим привычному образу мыслей. И все же, Хаберден, то, что я говорю, – правда, или даже, выражаясь понятным нам обоим языком, непревзойденная научная истина, проверенная опытом; и Вселенная воистину великолепнее и ужаснее, чем мы думали. Вселенная, друг мой, – это грандиозное таинство; мистическая, невыразимая сила и энергия, прикрытая материальной оболочкой; и человек, Солнце, другие звезды, цветы и трава, кристаллы в пробирке, – все они без исключения в той же степени духовные объекты, в какой и материальные, и у них имеется внутренний мир.
Хаберден, вы сейчас гадаете, к чему я веду; склонен думать, что все прояснится, стоит лишь немного поразмыслить. Вы поймете, что с такой точки зрения полностью меняется перспектива, и то, что мы считали невероятным и абсурдным, оказывается вполне возможным. Короче говоря, мы должны иначе взглянуть на легенды и предания и быть готовыми прислушаться к рассказам, которые принято считать обычными байками. На самом деле все не так уж сложно. В конце концов, современная наука это призна́ет, хоть и лицемерным образом; в колдовство верить нельзя, а в гипнотизм – можно; призраки – это архаика, зато телепатическая теория у всех на устах. Назовите суеверие греческим словом, и в него поверят – это уже в каком-то смысле афоризм.