Дом на Луне

Марина Москвина ДОМ НА ЛУНЕ

Ближе, чем кровь, луна каждому из землян

И по числу людей множится лунный род.

Видишь: над головой улиц или полян

лунных пейзажей клин поднят, как в перелет.

Иван Жданов

И вот — словно гром среди ясного неба — мальчик объявил нам с Кешей, что собирается жениться.

— Ухожу в монастырь! — воскликнул Кеша. — Почему мне никто не сказал, что мой сын вырос???

— Хотела бы я посмотреть на эту счастливицу! — говорю я.

Мы когда ругались, я иной раз в сердцах:

— Учти, когда ты соберешься жениться, я буду первая, кто предупредит о твоем характере.

— А я буду первый, — он отвечал, — кто скажет тому, кто соберется положить цветок на твою могилу…

Это мы шутим, конечно. Мальчик — чудо, идеальное воплощение моих грез. Мне всегда хотелось иметь много детей! Пять, может быть, или шесть. Три мальчишки и четыре девчонки. А ну, как плохо, думала — буйная поросль вокруг станет ветвями шелестеть?.. И все такие родные, близкие души — ближе не придумаешь! В Новый год — куча мала подарков под елкой, летом — на электричке — ликующей толпой в Уваровку!..

Но я боялась, вдруг у меня ничего не получится?

А Кеша меня успокаивал:

— Не стоит паниковать раньше времени. Бери пример с Федора Голицына из МОСХА — он дворянин, портретист, живописец. Федор сдал сперму на анализ, и этот анализ показал, что у него — в принципе! — не может быть детей. А у него их трое: Саша, Маша и Вова.

Господи, боже мой! Как я была счастлива, когда забеременела!

Кеша со мной вечерами гулял по району. И с нами вечно увязывалась наша соседка Майя, у той назревала двойня. Ее мужу некогда гулять, он был известный в Москве сексопатолог — Марк Гумбольдт. Марк принимал население в две смены, у него очень хорошо шли дела. Хотя в те времена у нас не считались врачами первой необходимости сексопатологи, танатотерапевты, а специалисты по акупунктуре казались восточными иллюзионистами, способными проглотить шпагу или горящий факел.

Черемуха цветет, одуванчики. А мы трое шествуем торжественно по улице. Причем Кеша такой горделивой вышагивал походкой, держа нас под руки, будто бы в этом положении мы очутились исключительно благодаря его стараниям.

Даже когда на седьмом месяце со мной случился острый аппендицит и мне сделали операцию под еле ощутимым наркозом, мы с Кешей ни на минуту не испугались, мол, вдруг что-то приключится ужасное. Правда, я помню, как он остался в больничном коридоре, когда меня увозили, — таких пылающих красных ушей я больше никогда ни у кого не видела, в том числе у Кеши.

Говорили, что хирург в тот день сделал две операции — своему маленькому сыну и мне. И когда после меня он вернулся в ординаторскую, то крикнул с порога:

— Водки!

Кеша ему подарил потом безграничную дыню медовую в плетеной соломенной сетке — прямо из Бухары.

Мне, как беременной, никаких лекарств не давали, а только носили зачем-то горстями активированный уголь. Мы с Кешей смеялись, что из-за этого угля у нас, еще чего доброго, получится негр.

Когда я вернулась, у Майи уже было два малыша: Илья и Тимоша. Отныне у нас на лестничной клетке в двухкомнатной квартире жил не один Гумбольдт, а три! Горластая сицилийская семейка, где светоч сексопатологии заранее держался эдаким крестным отцом.

Мы с Кешей занимали угловую однокомнатную квартиру. Она немного расширенная за счет темной комнаты — чулана. У нас кооператив от Союза журналистов. И в этой квартире, предполагалось, поселится фотограф. В чуланчике оборудует себе фотолабораторию, поставит увеличитель с ванночками, наполненными реактивами — растворителем, проявителем. Здесь очень удобно было бы проявлять пленку, печатать фотокарточки для газет.

А мы туда заранее поставили деревянную кроватку с проигрывателем «Вега» на тумбочке — Кеша собирался там заводить малышу средневековую лютневую музыку…

— Я тебя уверяю, — говорил Кеша, — твои роды пройдут быстро и легко. От меня ребенок больше чем на два килограмма не потянет. Во-первых, у нас на Урале в начале пятидесятых годов произошел атомный взрыв, о котором никто не знал. Второе — когда меня мама родила, ей было под сорок. И вообще там у нас в воде не хватает йода…

Все это, конечно, успокаивало, но не очень. Меня волновало — как я с ним встречусь, с этим человеком — лицом к лицу? Он уже так яростно рвался на волю, чувствовалось, что ему буквально негде развернуться, за что мы его прозвали графом Монте-Кристо.

И вот пробил час — естественно, он пробил ночью. Мы вскочили и, хотя давно готовились к этой минуте, мысленно репетировали, кто куда кинется, как угорелый, — все растеряли, перепутали, вверх дном перевернули дом в поисках телефона такси. Короче, мчались по городу ночному, не останавливаясь на красный свет.

Сонная медсестра открыла мне дверь в приемном покое.

— Раздевайтесь, — сказала она.

Я все сняла, она отдала мои вещи Кеше, тот их забрал и уехал домой.