Дорога, которой нет

Чтобы не вгонять товарища в новый соблазн, Тимур сел в электричку и покатил в город, не имея перед собой внятной цели. Выйдя на Финляндском вокзале, он купил горячий пирожок и съел на ходу, вспоминая известное наблюдение, что если человек лазает по помойкам, общается с алкашами и ест что попало, то это либо опустившийся гражданин, либо фельдшер скорой помощи.

Поев, Тимур вышел к Неве, подышал прохладным речным ветром, полюбовался на высокие мосты, на хлопотливые буксиры и величавые баржи, погладил теплый от солнца шершавый гранит парапета и задумался, куда же ему пойти. Состояние человека, которому совсем некуда идти, было для Тимура новым и напоминало первое погружение. Так же на сердце сделалось холодно и пусто, но так же, как и при первом погружении, это быстро прошло от мысли, что раз деваться некуда, то и бояться смысла нет.

Весь город лежал перед ним, и во всем городе никто его нигде не ждал. Кроме одного человека.

Тимур приободрился и, насвистывая себе под нос песенку Лещенко «Прощай», отправился к метро.

Как бы то ни было, а Кира звала его в гости, пусть за «ундервудом», но тоже считается. Адрес он узнал у Гортензии Андреевны и запомнил, так что не все так безнадежно, как показалось вначале. Ждет его Кира или нет, дома ли она сейчас, неизвестно, но он знает, куда идти, а это уже немало.

Тимур купил букетик каких-то странных цветов, похожих на колокольчики. Почему-то ему показалось, что они должны понравиться Кире.

В поисках дома он немножко заплутал, серые пятиэтажки все были на одно лицо, даже с одинаковыми клумбами у парадных, и вроде бы располагались строгими рядами, но логику нумерации понять было невозможно. Тем более что таблички с адресами почему-то висели далеко не на самых видных местах.

Наконец он обнаружил нужный дом и, робея, поднялся по лестнице. Только сейчас до Тимура дошло, что он будет выглядеть как попрошайка.

«Ундервуд» этот был ему сто лет не нужен. Раньше, до отсидки, Тимур любил сочинять, и получалось это у него легко, свободно, строка текла за строкой, только успевай записывать. На зоне он первое время тоже писал, а потом как-то стала эта страсть сходить на нет. Не потому, что Тимур разуверился в себе или фантазия иссякла, с этим как раз было все в порядке, но хотелось не просто пачкать бумагу, а написать что-то важное, такое, от чего люди стали бы добрее друг к другу. А таких слов Тимур в своей душе пока не находил.

«В самом деле, что я как дурак», – подумал он и нажал кнопочку звонка.

После того, как мелодичная трель отыграла, за дверью снова воцарилась тишина. «Ну и слава богу», – с этой мыслью Тимур нажал еще раз.

Снова ничего. Он постоял несколько секунд в раздумье, борясь с непонятно откуда взявшимся жгучим разочарованием, позвонил еще раз и стал спускаться.

Сбежав на целый пролет, он услышал, как за спиной щелкает замок. Обернулся. Из слегка приоткрытой двери торчала растрепанная Кирина голова.

– О! – сказала Кира весело. – За машинкой?

– Можно и так сказать.

– Проходи. Я только переоденусь.

Впустив его в квартиру, Кира поспешно скрылась в комнате, Тимур успел только заметить, как мелькнул подол ночнушки в трогательный цветочек.

– Не надо, так отлично! – крикнул он ей вслед.

Огляделся. В прихожей были непременные обои под кирпич, а вход в кухню украшала занавеска из тростниковых палочек. У отца тоже была такая, и вообще тут все было очень похоже на то, как он жил в детстве, пока не уехал служить.

Кира вышла в черных брючках и белой блузке, строгая, как учительница, только мило припухшие от сна глаза выдавали усталость.

– Прости, что разбудил, – сказал Тимур, – ты с суток?

Кира молча кивнула, с грохотом подтащила табуретку, легко вскочила на нее и распахнула дверцы антресолей.

– Да не надо мне ничего, я так зашел, – Тимур подошел поддержать ее, но вдруг голова закружилась от близости молодой женщины, и он поспешно отступил, – слезай.

Кира подала ему две пустые трехлитровые банки:

– Подержи.

Тимур покорно принял груз.

– Что только не храним, – протянула Кира, – о, папина куртка, хочешь? Замшевая, тебе подойдет.

Тимур обиделся.

– Возможно, у тебя сложилось впечатление, что я бедствую, но оно ошибочно, – торжественно произнес он, – я не нищий и в подачках не нуждаюсь.

Кира рассмеялась в глубине антресолей:

– Понятное дело. Я просто думала, пусть хоть какая-то польза от моего папаши будет тебе. Вдруг ему в аду зачтется?

– А он что, умер?

Кира бросила на пол газетный сверток и пожала плечами:

– Для нас с мамой да, а фактически вроде бы нет. Впрочем, откуда нам знать? Ну что, возьмешь куртку?

Тимур покачал головой:

– Прости, но нет.

– Ладно, на помойку отнесу, там ей, в принципе, самое место. – Кира снова углубилась в антресоли и вынырнула оттуда с аккуратным черным чемоданчиком. – Вот и машинка, бери. Видишь, упакована, очень удобно.

– Спасибо, конечно, но…

– Бери-бери! Вдохновит тебя на новые писательские свершения. Банки мне подай.

Поставив банки на место и закрыв антресоли на старомодный крючочек, Кира легко спрыгнула с табуретки, Тимур не успел даже предложить ей руку.

– Ну что, чайку? – спросила Кира.