Дороги, которым нет конца

На стене над ним висел плакат с изображением идиллического острова для отпуска посреди океана. Пальмы, легкий бриз, маленькие коктейли с зонтиками. Фрэнк никогда не уезжал из Колорадо. То же самое относилось к его жене и дочери. Края плаката загибались наружу, и это было ясным напоминанием об отпуске, который он никогда не возьмет. Раньше мне доводилось видеть Фрэнка, разглядывавшего эту картинку. Теперь уже нет.

Несколько раз, когда он слишком глубоко залезал в бутылку бурбона, он пересказывал мне воспоминание о том, как его отец, – с самого раннего детства, которое он мог припомнить, – награждал его подзатыльниками и приговаривал со слюной в уголках пьяного рта: «От тебя нет никакого толку. Из тебя никогда не выйдет ничего путного. Сделай нам одолжение и сдохни прямо сейчас».

Потом Фрэнк смотрел в окно на улицу, поднимал стакан, глотал, вытирал губы тыльной стороной ладони, со стуком опускал стакан и натужно улыбался. «И он был прав!» – добавлял он. И каждый раз, когда он это делал, я не замечал силу его рук, как у морячка Попая[30], мощь его ног, похожих на древесные стволы, или браваду в его голосе, но видел лишь слезы в его глазах.

Первые несколько лет, когда он работал на меня, он был довольно честным и справедливым. Это было до того, как его жена заболела.

Фрэнк прячет свой стыд внутри.

Я опустился на табурет в углу и подключил Эллу к усилителю. Принимая во внимание мощь легких Делии, мне был нужен инструмент с рыком и ударной мощью, и хотя я смягчал и даже приглушал звук гитары в замкнутом пространстве комнаты в «Ривервью», D-35 обладала этими качествами. Делия стояла справа от меня и немного впереди. Микрофон перед ней. Выцветшие джинсы. Шерстяная рубашка, застегнутая на все пуговицы. Волосы зачесаны вверх и назад. Ее правый рукав был расстегнут и спускался до костяшек пальцев, прикрывая большую часть бандажной повязки. Шик и блеск некогда восходящей звезды остались в прошлом. Никакой претенциозности, никаких попыток изображать предыдущую версию себя. Делия стояла там просто как Делия.

Я настраивал гитару, пока она ждала, поглядывая на меня через плечо.

– Я куплю тебе электронный тюнер на Рождество, – с улыбкой прошептала она.

Я постучал себя по уху.

– У меня встроенный тюнер. Как точилка в торце коробки с карандашами.

Вопрос вертелся у нее на языке. Я почти видел, как он торчит там, видел, как она пытается проглотить его. Поэтому я ответил, не дожидаясь ее вопроса:

– Хирург в Нэшвилле постарался на славу, когда восстанавливал проколотую барабанную перепонку, потому что я могу слышать, как Стив Остин[31].

– Кто?

Я дернул басовую струну «ми» на гитаре и опустил ее на две октавы ниже, полностью сбив настройку.

– Его называют «Человек на шесть миллионов долларов».

Она рассмеялась, и напряжение сползло с ее скул по плечам и отправилось за дверь, где тлели остатки боли нашего общего прошлого.

Некоторые люди нервничают на сцене. Потеют, запинаются, спотыкаются. Слишком много говорят, потому что тишина пугает их. Другие рождены для сцены. Одна из моих любимых вещей в живой музыке – это радость играть с человеком, который забывает о деньгах, когда выходит на сцену. Лицо Делии говорило мне, что она могла бы петь и бесплатно, несмотря на то что Фрэнк поспешно извинился и исправил свою «ошибку», согласившись заплатить ей обычные триста долларов за живое выступление.

Еще более интригующим было то обстоятельство, что, кроме меня, Фрэнка и Делии, в баре находились лишь два человека, наполовину осушившие третью и четвертую кружку пива соответственно. Это означало, что через двадцать минут они, вероятно, даже не услышат ее.

Вечер обещал быть интересным.

Я разогревал пальцы, наигрывая гаммы, когда она снова оглянулась через плечо.

– Хочешь, куплю тебе пива?

Я кинул в рот таблетку от изжоги.

– Мне и так хорошо.

Она приподняла брови.

– Кислотный рефлюкс?

– Что-то вроде того.

Она посмотрела, как я перебираю струны, и ухмыльнулась.

– Ты готов или тебе нужно еще попрактиковаться?

– После вас.

Она снова ухмыльнулась:

– Ну хорошо, тогда начнем в тональности ми. Ты знаешь, где это?

Мои пальцы прошлись по тональности ми мажор, перебирая лады и струны.

– Подожди минутку, я поищу.

Без приглашения и без лишней помпы, без попытки успокоить нервы лишними разговорами, Делия открыла рот, и, когда она запела, мне показалось, что на сцену вышла сама Дженис Джоплин. После «Я и Бобби Макги» она сразу же перешла к «Кусочку моего сердца». Когда мы немного размялись и она разогрела голосовые связки, то сделала левый поворот к норме и поднялась на три пролета к невозможности с вариантом «Я всегда буду любить тебя» в исполнении Уитни Хьюстон.

Я перестал играть, чтобы лучше слышать ее, отчего она посмотрела на меня с выражением «Что ты творишь?», но когда мои пальцы легли на гриф и зазвучали ноты, сопровождающие ее голос, я подумал: «Кто в здравом уме попытается петь, как Уитни Хьюстон?»