Два хохла

Все сказанное выше относится к домику отставнаго артиллерии капитана Ивана Гаврилыча Кравченко, в котором я особенно люблю бывать. Домик этот стоит в грязной и немощенной улице глухаго уезднаго городка Западной Сибири, но вы не смущайтесь словом "грязный": грязь бывает и в центре города, как было и в данном случае.

Городишко маленький и очень грязный, по зато. в нем можно было прожить очень дешепо, а это не последняя вещь в нынешния дорогия времена. Впрочем, Иван Гаврилыч часто говорил:

-- Нет, нынче и здесь все дорожает, паю убираться в свою хохландию... Там кавуны, и дули, и еще бо знае то! Непременно уеду... Надоела мне эта ваша Сибирь хуже горькой редьки.

Разсердившись, Иван Гаврилыч даже стучал левой здоровой ногой, что каждый раз заставляло неприятно вздрагивать Анну Петровну, очень почтенную и когда-то очень красивую старушку.

-- Завтра же поедем... прибавляла она и печально улыбалась.-- И там несладко живется: везде винокуренные заводы да свекловица... Земли совсем не стало. Не даром наши хохлы переселяются в Сибирь...

-- Ах, какая ты. Галю... сердился Иван Гаврилыч.-- Много ли нам нужно: хатка, вишневый садочек, баштан... Уж неужели во всей Малороссии не найдется для нас с тобой свободнаго уголка?..

Иван Гаврилыч в крепостное время служил на одном из уральских горных заводов горным исправником, дослужился до пенсии и теперь самым мирным образом коротал свой век в далеком захолустье. Для своих шестидесяти шести лет Иван Гаврилыч выглядел еще очень бодрым свежим стариком карие глаза смотрели так "упрамо", точно у молодаго. Небольшаго роста, коренастый, с красной шеей и остриженными под гребенку седыми жесткими волосами, он выглядел настоящим молодцом, особенно когда летом работал в своем садике или в огороде с разстегнутым воротом рубашки, открывавшим волосатую грудь. Длинные седые усы, пожелтевшие на концах от трубки, придавали Ивану Гаврилычу даже воинственный вид, и он непременно закручивал их. когда по праздникам облекался в свой мундир и прицеплял "регалию". Но под этим суровым наружным видом скромно пряталась самая миролюбивая и тихая душа, с такими хорошими семейными наклонностями, скромными привычками и неисчерпаемой добротой. Конечно, совершенства на земле нет, но Иван Гаврилыч был не далек от такого совершенства, как и его жена, Анна Петровна, она же и "Галю". Старушка в свое время была красавицей на хохлацкий лад, и теперь еще не могла позабыть стараго времени, когда за ней ухаживали все. Старики между собой жили душа в душу, как умеют жить только старинные люди.

В маленьком домике Ивана Гаврилыча с уютными, маленькими комнатками и скромным довольством было все, как бывает в таких домиках, начиная с обстановки и кончая людьми. Была и старая слуга. ?едоня, вывезенная из Малороссии еще крепостной, и приживалка Ага?ья Семеновна, и белый пудель Лящик, и сирота внучка Мотренька и даже блудный сын, не только не оправдавший возлагавшихся на его голову надежд, но постоянно проявлявший всевозможные признаки самой черной неблагодарности. Этот последний обыкновенно скрывался от посторонняго взора в своей комнате, куда ему высылалась перед обедом рюмка водки, и показывался к столу только при близких знакомых.

-- В семье не без урода,-- говорил Иван Гаврилыч в минуту раздумья.-- Славу Богу, кажется, не могу пожаловаться: выслужил пенсион, поднял детей на ноги и, кажется, особенно никого не обидел, т. е. напрасно или по своей злости... Может быть, конечно, а не помню. Один сын у меня в артиллерии и скоро будет полковником, другой по гражданской части -- ну, этот будет пожиже, да и штафирок я не совсем того... хе-хе!.. То, да не то... Один Андрюшка не издался, ну, Божья воля. Мы думали, утешение себе поим-кормим, а выростили, оказалось, наказание. Ничего не поделаешь... Конечно, вот мать жаль, но нельзя же из всех детей понаделать фельдмаршалов и генераллиссимусов.