Двойняшки по ошибке

И вылетаю из кабинета, громко хлопнув дверью. В коридоре даю волю слезам, позволяя себе быть слабой, жалкой и избитой этой несправедливой жизнью. Мчусь в направлении палат, толком не разбирая дороги. Пока не сталкиваюсь с кем-то.

— Златка! Ну, не можем мы друг без друга, — звенит знакомый голос. — Опять на сохранение?

Поднимаю зареванный взгляд на Снежану. Она обнимает меня неуклюже, потому что наши необъятные животы мешают.

— Пессарий, — всхлипываю.

— А у меня угроза преждевременных, — с волнением признается, а сама меня по голове успокаивающе гладит. — Ты чего переживаешь? Боишься? Нормально все будет.

— Я не из-за этого, — отстраняюсь.

Позади слышатся голоса и шаги. Снежана выглядывает через мое плечо, здоровается с кем-то, а потом мне тихонько бросает:

— Кто это?

Нехотя оглядываюсь. Слежу, как Береснева ведет к выходу недовольную Инну Григорьевну и равнодушного Аркадия Дмитриевича. Какие же они скучные оба. Совершенно по темпераменту рыжикам не подойдут! Я ведь чувствую!

— Родители для рыжиков, — выдыхаю рвано, но ничего объяснить не могу: ком в горле мешает, а очередной спазм в животе отвлекает все мое внимание. Что происходит? И малыши непривычно тихо сидят, будто приготовились к чему-то… — Эмоциональные истории любви. ВероНика Лесневская.

— Я надеялась, что ты передумала, — шепчет Снежана с грустью, но без тени осуждения. — Или на тебя давят? — воинственно сводит брови. — Договорились, кому деток сплавят? Ну, я им устрою!

Отпускает меня так резко, что я покачиваюсь, равновесие теряя. Обессиленно опираюсь спиной о холодную стену. Но через секунду — чуть ли не сгибаюсь пополам от сильной боли.

— О-ой, — хнычу жалобно и крепко живот держу, будто так смогу помочь малышам.

Колготы быстро намокают, и мне неудобно, что Снежана замечает это. Почему у нее взгляд такой напуганный?

— Началось, что ли? — Снежана под локоть меня берет, не позволяя упасть. Не могу ответить из-за непонятных ощущений и дикого страха. Невольно вскрикиваю при следующем приступе. — Алевтина Павловна, — вопит подруга в коридор, а Береснева тут же бросает «доцентов» и возвращается к нам. — Мы тут, кажется, рожаем.

— Как это «рожаем»? Рано! — икаю я. — О-о-ой…

Береснева подает мне локоть — и я принимаю ее помощь, потому что подсознательно доверяю. И рядом с ней даже схватки отступают. Проследив за мной, врач бросает взгляд на настенные часы в отделении, засекая время. Вид у нее невозмутимый и серьезный, ведь Алевтина Павловна четко знает, что делает. В очередной раз благодарю судьбу, что сегодня именно ее смена.

— Возвращайтесь в палату, — ровным тоном говорит Снежане. Но она не сразу слушается, потому что волнуется обо мне безумно. Провожает долгим взглядом, пока меня ведут в приемный покой. И только скрывшись за поворотом, я перестаю чувствовать ее присутствие.

— Ой, опять, — вскрикиваю, за живот хватаюсь.

И вновь Береснева смотрит на циферблат, хмыкает многозначительно, но не говорит ничего мне.

— Я же не рожаю еще? Рано ведь? — с надеждой уточняю, а сама корчусь от спазма.

— Почему рано? Хороший срок для появления двойни на свет, — добивает меня врач. Мне и так страшно, а она масла в огонь подливает. — За мной, — на ходу зовет акушерку, не оставляя мне ни единого шанса на отступление.

— У меня же еще пессарий… — жалобно хнычу. — Вещи там, сумка, — взмахиваю рукой в неопределенном направлении, но тут же ладонь на живот возвращаю. Тянет, как магнитом. К моим рыжикам.

— Сейчас посмотрим, не беспокойся, — бубнит себе под нос врач. — Как малыши расположены? — уточняет у акушерки, а меня на кушетку усаживает полубоком.

— Последнее УЗИ показало тазовое предлежание, — заглянув в мою обменку, сообщает та.

— Хм, кесарить в таком случае придется, — вздыхает Береснева. — Впрочем. Давай на осмотр, — кивает на кресло.

С трудом забираюсь в него, мысленно ругая всех и себя заодно. А когда очередной приступ меня скручивает, то и отцу детей достается моего гнева. Интересно, где незнакомец сейчас? С женой, наверное. И все у него прекрасно. В отличие от меня…

— Какие же умнички малыши, — послушав и ощупав живот, по-доброму произносит Береснева. Какой-то аппарат прикладывает, но я зажмуриваюсь. И только каждое слово ее ловлю, потому что это касается моих рыжиков. — Развернулись и легли правильно. Решили поберечь мамочку, чтобы мы ее не резали, — ощущение, будто с детьми разговаривает, а не со мной. — Отлично.

Тихо перебрасывается парой фраз с акушеркой, проводит еще какие-то манипуляции. Но все так бережно, аккуратно, что я чувствую себя если не комфортно, потому что в таком положении это невозможно, то хотя бы нормально и не гадко. Выдыхаю, пользуясь небольшой передышкой между схватками. — Назвaние книги и фaмилия автoра. Пoисковик в пoмощь.

— Естественные роды все-таки, — удовлетворенно подытоживает Береснева. — Судя по раскрытию, стремительные, — чеканит неожиданно строго. — Готовьте все срочно. Переводим в родильный бокс. Сейчас же, — приказывает акушерке.