Дзэнский наставник Догэн

Догэн, подобно всем великим религиозным подвижникам, превыше всего ставил религиозный опыт. По его убеждению, практика, то есть дзадзэн, самодостаточна. И все же он был мыслителем, который черпал вдохновение в откровениях, которые посещали его в повседневной жизни. Ключ к пониманию исключительной предрасположенности Догэна к дзадзэн следует искать в его философской позиции, согласно которой дзадзэн и просветление тождественны. Подобная точка зрения, в свою очередь, была порождением его метафизических рассуждений по поводу природы Будды. Изначальное просветление — врожденность природы Будды — является априорной основой практики единого процесса просветления. Рассуждения Догэна сводятся к следующему: «В буддизме практика и просветление являются одним и тем же. Коль скоро основой практики является просветление, даже новичок обладает врожденной способностью к просветлению. Поэтому [дзэнский наставник], давая указания, предупреждает его о том, что не следует ждать просветления как переживания, отдельного от практики дзадзэн, так как именно она [практика] прямо указывает на врожденность просветления. Коль скоро последнее является непосредственной составляющей медитации, то оно не может быть окончательным; а поскольку эта практика сама является просветлением, то у нее нет и начала».

В философии Махаяны взаимосвязь медитационной техники и просветления поясняется разграничением между «врожденным просветлением» и «достигнутым просветлением». Именно врожденное просветление создает возможность медитационной практики. В свою очередь, практика необходима для того, чтобы природа Будды проявилась во всей своей полноте. Следовательно, являясь упражнением для просветленного, дзадзэн рассматривается как самопроявление изначального (врожденного) просветления. Постигший эту истину ученик дзэн не стремится к единению с Абсолютом вне себя самого; он не обращает свой взор на небеса в поисках Высшей Сущности и не пытается снискать вечную благодать вовне собственной личности, но стремится постичь собственную природу Будды как основу бытия. Догэн напоминает: «Позвольте свету отразиться и осветить сознание». А затем — «ум и тело сами по себе исчезнут, и на вас снизойдет изначальное умиротворение».

В «Махапаринирвана-сутре» четыре китайских иероглифа, в которых выражена махаянская идея о природе Будды, в зависимости от прочтения могут толковаться двояко: «существо располагает совершенной природой Будды» или «все сущее есть природа Будды». Согласно первому, наиболее распространенному толкованию, природа Будды рассматривается как сущность бытия. Во втором прочтении Догэн усматривает несколько иное значение. Однако это не означает, что природа Будды сокрыта в людях и вещах, но относится скорее ко всеобъемлющей реальности как к манифестации Будды в том виде, в котором она предстает пред нашим взором. Мир уподобляется безбрежному океану Будды. Коль скоро природа Будды ничем не ограничена, все сущее должно непрерывно возвышаться (эволюционировать). Дедуктивными методами разум постигает бесформенность природы Будды, которая проявляет себя в каждой форме. В известном гимне Хакуина есть такие слова: «Она подобна льду и воде». Так же как не бывает льда без воды, ничто не может существовать вне природы Будды. Согласно буддийской терминологии, вся полнота реальности и все дхармы воплощены в Будде.

Предпосылкой единства практики и просветления является «буддовость» природы человека. Подобно тому как неоплатоники считали свою монистическую метафизику вершиной греческой философии, Догэн и его ученики относились к доктрине дзадзэн, которая включала в себя как метафизические понятия, так и феноменальные откровения, как к истинной сущности буддизма. Если Закон Будды и дзадзэн нераздельны, достаточно познать дзадзэн, или, как более утонченно заметил Догэн, «познать дзадзэн как дзадзэн…Несмотря на то что человек должен познать дзадзэн как Закон Будды, как он сумеет познать Закон Будды как таковой, если не познает дзадзэн как таковой?» Итак, все и вся постигается посредством дзадзэн.

Ученики Догэна с энтузиазмом восприняли подобное упрощение буддийского учения, ибо оно значительно сокращало путь к спасению. Фундамент, стены и крыша здания выстраивались в единую архитектурную композицию. Сущность бытия раскрывалась в отождествлении практики и просветления. Для просветленного взора исчезали противоречия между субъектом и объектом, а в обыденной жизни ученик дзэн не делал различия между средствами и целью, между желанием и вожделенным объектом. Таким образом, монах занимался медитацией не потому, что стремился достичь некой возвышенной цели, но в силу того, что практика воспринималась как непрерывный процесс просветления.