Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

После появления романа и особенно после последовавшей вскоре за этим смерти писателя самые различные партии и политические группы, начиная с тех, которые оппонировали коммунистам слева (среди них были, в частности, сторонники IV Интернационала Троцкого), и завершая всевозможными правыми - консерваторами в Великобритании, наиболее правой частью республиканцев в США, антикоммунистами во всем мире - уверенно заявляли, что, если бы Оруэлл был жив, он непременно оказачся бы в их рядах. Это, однако, никак не могло бы произойти. Своим оригинальным стилем мышления, независимым характером, отвергающим любые догмы, неизбежные в партийных программах, манифестах, доктринах и лозунгах, Оруэлл не вписывался ни в одну политическую организацию.

Зато выражения из «Скотного двора» и особенно из романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре» стали крылатыми, подлинными обиходными выражениями, употребляемыми всеми слоями населения, независимо от образования, взглядов, материального положения и политических взглядов. Подобно мелодиям, которые начинают жить собственной жизнью, приобретая бесчисленное число смысловых вариаций, они появляются в широчайшем ряде контекстов, становясь знакомыми и употребляемыми терминами миллионов людей, часто никогда не слышавших о Джордже Оруэлле.

Оруэлл предостерегал своим романом, как и повестью-притчей «Скотный двор», против угрозы тоталитаризма. Но в то же время он видел реальное формирование новых тоталитарных систем в Европе и Азии и не исключал, что таковые могут появиться и в традиционно демократических странах. Ведь никто не мог предположить, что в Германии с ее формировавшимися на протяжении полувека парламентскими институтами к власти могут прийти изуверы и выродки, которые провозгласят немцев расой господ, а евреев и цыган - подлежащими полному уничтожению, которые поставят своей целью установление расового нацистского «нового порядка» по крайней мере на всем европейском континенте. Так что предостережение писателя было вполне к месту. Он с тревогой наблюдал резкое усиление государственных механизмов в Соединенных Штатах, ставших непосредственно после войны доминирующей силой в мире. Не случайно тоталитарная держава, представленная в романе, включает Америку, а ее валюта - это доллар.

В 2012 году появилась ценная работа обозревателя газеты «Нью-Йорк тайме» Дэвида Ангера «Государство чрезвычайного положения»⁸²⁶, сопоставляющего современные государственные механизмы в США с описанным в романе Оруэлла. Автор, разумеется, не считает, что Соединенные Штаты уже приблизились к оруэлловской модели, но рисует весьма неблагополучную картину непрерывного роста аппарата спецслужб, который «поддерживает постоянное состояние чрезвычайного положения в Америке. Эти учреждения предпринимают “отчаянные поиски” врагов с тем, чтобы оправдать свои большие бюджеты, ослабляя в то же время конституционные гарантии. Враги изменились, учреждения и политика нет»⁸²⁷.

В очередной раз интерес к роману резко повысился летом 2013 года, когда бывший технический сотрудник ЦРУ США Эдвард Сноуден выступил с сенсационными разоблачениями обширных программ американского Агентства национальной безопасности по прослушиванию телефонных разговоров и сбору информации о пользовании Интернетом при содействии крупнейших телефонных и компьютерных компаний страны. Как оказалось, спецслужбы США пользовались подслушивающими устройствами не только для слежки за потенциальными или реальными врагами, но и за союзниками США, включая высших государственных деятелей стран Европейского союза, чтобы быть в курсе их намерений и действий. Обширная информация об этом появилась в средствах массовой информации под заголовками типа «Большой Брат следит за тобой», а продажи романа Оруэлла в США выросли в десятки раз.

7. Уход в вечность

Оруэлл закрепил свою славу как один из ведущих современных писателей, находясь в санатории. Его состояние временами становилось чуть лучше, затем опять резко ухудшалось. Всплески температуры крайне ослабляли организм, на недели приковывали к постели. Тем не менее грандиозный успех романа вдохновлял писателя, был стимулом жизни. Издателю Варбургу, с которым Оруэлл особенно сдружился в последние годы, он писал, что не собирается сдаваться: «Наоборот, у меня есть серьезные причины, чтобы хотеть жить»⁸²⁸.