Эхо выстрелов в Далласе

Историки предостерегают от гаданий, что мог сделать Кеннеди, останься он жив. Правильно, это — бесполезное занятие. Но американцы и по сей день справедливо отмечают, что президентский поезд в результате убийства в Далласе был переведен на другие рельсы. Современная американская большая политика оказалась видоизмененной: угроза политического убийства получила постоянную прописку в «демократическом» обществе, связывая по рукам и ногам трезвомыслящих и реалистически настроенных деятелей. Ведь до чего дошел цинизм: выпущена беллетристическая книга, в которой сенатор Эдвард Кеннеди (под его настоящим именем) погибает в результате политического убийства. Тут уж, простите, как говорится, и ехать дальше некуда!

В статье «Как убийство Джона Кеннеди изменило президентство…и вашу жизнь» Сандра Стенсел делилась с читателями такими соображениями: «Вероятно, ни одна другая форма домашнего насилия — кроме гражданской войны — не вызывает больше боли и всеобщего ужаса среди граждан, чем убийство уважаемого национального лидера. Убийство, особенно когда жертвой является президент, поражает в сердце демократический процесс. Оно позволяет аннулировать волю народа. Оно отражается на жизни всех людей нации. Мало других событий в современной истории имело такое же воздействие на американцев, как убийство президента Кеннеди. Вероятно, ни одно событие на политической арене со времени японской атаки на Перл-Харбор не затронуло так глубоко общественное сознание».

Историк и журналист Теодор Уайт также не находит другого сравнения и ставит преступление в Далласе в один рад с Перл-Харбором. «Пятница, 22 ноября 1963 года. Даллас, — писал он в 1965 году в книге «Как создавался президент в 1964 году». — Американская история навечно будет проколота этой кровавой датой. Правительство будет продолжать функционировать; но сейчас, в данный момент, направление его политики было переломлено. Весь следующий год и многие последующие годы американцы будут спорить, каким стало это новое направление». Уайт писал по горячим следам, был только 1965 год, но уже вскоре американцам стало ясно по крайней мере одно: Джонсон беспочвенно присваивал своей политике титул политики Кеннеди — Джонсона.

Уайт высоко отозвался о первом этапе пребывания Джонсона в Белом доме: «…не поддался озлоблению, не начал ловли красных, не предпринял акта возмездия» (против Кубы. — Прим. авт.), «не поколебался и не дал конгрессу или правительству отобрать у него лидерство», «понял, что нация находилась в начальной стадии расового кризиса», «осознал неотложность за-путаннейших международных дел» и пр. В данном списке нас интересует первая «заслуга» Джонсона. Раскрывая ее смысл, Уайт писал, что «Ли Харви Освальд сразу же провозгласил свою лояльность Фиделю Кастро». Ниже мы коснемся версии об этой «лояльности» и вскрывшемся позднее загадочном состоянии повышенной боевой готовности, в котором находились в момент покушения на Кеннеди армейские десантные подразделения во Флориде (до сих пор неизвестно, с какой целью и кем они были приведены в это состояние). Здесь же только отметим: Джонсон мог, но не предпринял «акт возмездия» против Кубы. Американские независимые расследователи высказывают предположение, что одной из целей убийства Кеннеди было спровоцировать «мгновенный реванш за любимого президента». Исключать такую версию не приходится.

Джонсон продолжал лгать в своих мемуарах о прокубинских симпатиях Освальда. Он пишет, что последние годы жизни Освальд «маршировал под знаменем Фиделя Кастро». Далее Джонсон пересказывает версию, созданную черной пропагандой ЦРУ: «…Мы знали рассказы о том, что Кастро, у которого все еще была жива обида за наше нападение в Заливе свиней и который лишь незадолго до этого обвинял нас в засылке агентов ЦРУ с целью убить его, был инициатором преступного заговора Освальда». Эти «рассказы» якобы были одной из важных причин, почему Джонсон решил создать комиссию Уоррена. Только такая комиссия «могла успокоить нацию». В докладе Освальд был представлен как ни с кем не связанный одиночка. Тем не менее, воспроизводя в своих мемуарах насквозь лживые «рассказы», Джонсон продолжал лить воду на мельницу ЦРУ.

Следует иметь в виду «дьявольский характер» Джонсона, как писал о нем техасский историк Хейли, чтобы понять неожиданный ход, сделанный им в 1967 году. Через свое доверенное лицо, заместителя директора ФБР Карта де Лоача (у них в спальнях стояли прямые телефоны друг к другу), Джонсон пустил слушок, что в заговоре против Кеннеди было замешано… ЦРУ. Симбиоз двух противоположных версий содержится в статье бывшего сотрудника Белого дома, публициста Лео Джаноша «Последние дни президента», которая появилась уже после смерти экс-президента в июльском номере журнала «Атлантик» за 1973 год. В основе ее лежало последнее интервью Джонсона.

За кофе разговор у Джаноша и Джонсона зашел о президенте Кеннеди, и Линдон выразил убеждение, что убийство в Далласе было составной частью заговора.