Эркюль Пуаро

– Pas mal[6]. Недавно я едва спасся...

– От поражения?

– Нет-нет! – возмутился Пуаро. – Но меня, меня, Эркюля Пуаро, едва не убили!

Я свистнул.

– Предприимчивый преступник!

– Не столько предприимчивый, сколько легкомысленный. Именно так: легкомысленный. Но не будем говорить об этом. Знаете, Гастингс, я считаю ваш приезд своего рода предзнаменованием.

– Вот как? В каком отношении?

Пуаро не ответил мне прямо. Он продолжал:

– Как только я услышал, что вы возвращаетесь, я сказал себе: что-то случится. Как в былые дни, мы с вами поохотимся вдвоем. Но это будет не обычное преступление. Это должно быть нечто такое... Он возбужденно взмахнул руками. – Нечто recherche... тонкое... fine...[7] – Он жестом внес ударение в это последнее непереводимое слово.

– Послушайте, Пуаро, – сказал я, – можно подумать, что вы заказываете обед в «Ритце».

– Хотя преступление нельзя заказать по карточке? Правда. – Он вздохнул. – Но я верю в удачу, в судьбу, если хотите. Ваша судьба – быть рядом со мной и не дать мне совершить непростительную ошибку.

– Что вы называете непростительной ошибкой?

– Не увидеть очевидного.

Я задумался, не совсем понимая, в чем соль.

– Так как же? – улыбаясь, заметил я. – Это сверхпреступление еще не совершилось?

– Pas encore[8]. Во всяком случае... То есть...

Он умолк и недоуменно нахмурил лоб. Его руки машинально переставили несколько безделушек, которые я нечаянно сдвинул с места.

– Я не уверен... – медленно проговорил он.

В голосе Пуаро были такие странные нотки, что я удивленно взглянул на него. Он по-прежнему хмурил лоб.

Вдруг он решительно кивнул головой и быстро подошел к письменному столу у окна. Излишне говорить, что все документы были аккуратно разложены по определенным ящичкам и снабжены ярлычками, так что нужная бумага всегда оказывалась под рукой.

Пуаро медленно направился ко мне с открытым письмом в руке. Он прочитал его сам, а затем протянул мне.

– Скажите, mon ami, что вы об этом думаете?

Заинтересованный, я взял письмо.

Оно было напечатано на толстой белой бумаге:

«Мистер Эркюль Пуаро!

Вы воображаете (не так ли?), будто можете разгадывать загадки, слишком сложные для несчастных тугодумов из нашей английской полиции. Посмотрим, мистер Пуаро Мудрый, так ли уж вы проницательны. Может быть, вам нетрудно будет раскусить орешек, который мы вам подбросим. Обратите внимание на то, что произойдет в Андовере двадцать первого числа этого месяца.

С уважением

Эй-Би-Си».

Я взглянул на конверт. Адрес тоже был напечатан на машинке.

– Отправлено из Западно-Центрального района Лондона, – помог мне Пуаро, заметив, что я всматриваюсь в штемпель. – Ну, что скажете?

Я пожал плечами и вернул ему конверт.

– Очевидно, это шутка сумасшедшего.

– И это все?

– А разве вам не кажется, что это писал сумасшедший?

– Да, мой друг, безусловно.

Его мрачный тон удивил меня.

– Вы принимаете это дело всерьез, Пуаро?

– Mon ami, сумасшедшего нужно принимать всерьез. Сумасшедшие бывают очень опасны!

– Да, конечно, верно... Я об этом не подумал... Но я хотел сказать, что письмо больше всего похоже на нелепую мистификацию. Может быть, какой-нибудь развеселившийся идиот был сильно под мухой...

– Comment?[9] Под... чем?

– Да ни под чем. Это просто так говорят. Это значит, что человек нализался... А, черт, ну... выпил лишнее.

– Merci[10], Гастингс. Выражение «нализался» мне известно. Может быть, вы правы, и в этом письме нет ничего...

– А вы все-таки думаете, что есть? – удивленно спросил я, уловив в его голосе беспокойство.

Пуаро с сомнением покачал головой, но ничего не ответил.

– Вы приняли какие-нибудь меры? – спросил я.

– Что же можно было сделать? Я показал письмо Джеппу. Он был такого же мнения, как вы: «Дурацкая выходка» – так он и выразился. В полицию ежедневно приходят такие письма. Да я и сам их получал...

– И все-таки к этому письму вы относитесь серьезно?

– Что-то в этом письме, Гастингс, мне не нравится, – медленно проговорил Пуаро.

Я невольно поддался серьезному тону моего друга.

– Что же вы думаете?..

Он покачал головой и, взяв письмо, снова спрятал его в стол.

– Если вы придаете этому письму значение, не можете ли вы что-нибудь предпринять? – спросил я.

– Гастингс – всегда человек действия! Но что же здесь можно предпринять? Полицейские власти Андовера видели письмо, но они, подобно вам, не хотят с ним считаться. На нем нет отпечатков пальцев. Нет никаких указаний на то, кто может быть его автором.

– В сущности, нет ничего, кроме вашего инстинктивного чувства?

– Инстинкт – не то слово, Гастингс. Мое знание, мой опыт говорят мне: с этим письмом что-то неладно...