А вымазанный в манной каше
Проворный липкий кулачок?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Прошу, возьмите балычок.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: А вот печальная картина:
Болезни – корь и скарлатина.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: А Дантов «Ад», разъятый в клочья?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: А детский крик и днем, и ночью?
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: А ставить клизму малышу?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Икорки, очень вас прошу!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Потом ученье, тупость, слезы…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Гамаши, снятые в морозы…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: А драки, шишки, синяки?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Лягушки, черви, пауки?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Вот это описанье сочно.
В «Петра» я это вставлю точно.
Но не хватает грабежей
Для сцен стрелецких мятежей.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Уверен я – придет и это.
Еще нельзя ли винегрета?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: А есть ли больше наказанье,
Чем половое созреванье?
Женитьбы, ссоры и измены,
Дележ вещей, квартир обмены,
Разъезд, развод и новый брак.
ВСЕ ВМЕСТЕ: Нет, дети – это полный мрак!!!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: В чем дело?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Погасили свет.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Погаснет жизнь, когда потомства нет.
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Нет, нет, постойте, я так не хочу!
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Тогда зажгите первую свечу…
....................
1 СВЕЧА. КАТЯ:
Пусть первый огонек, во тьме зажженный,
Горячим пламенем рассеет мрак бездонный,
И, освещая цепь грядущих дней,
Дает начало череде огней.
2 СВЕЧА. МИША:
Из тьмы родясь, ярка и горяча,
Пусть за двоих горит моя свеча.
3 СВЕЧА. НАТАША:
Дул черный вихрь, сметая все и вся,
Но третий свет из мрака занялся.
4 СВЕЧА. ТАНЯ:
Подходит время моего огня.
Теперь свечу зажгите для меня.
5 СВЕЧА. ШУРА:
И я вослед из мрака к вам лечу –
Теперь зажгите и мою свечу.
6 СВЕЧА. ОЛЯ:
Быть может, я смогу вам пригодиться –
Позвольте и моей свече родиться.
7 СВЕЧА. ВАНЯ:
За братом брат и за сестрой сестра
Зажгли огонь от одного костра.
Свеча седьмая завершает круг.
ВНУКИ (выходят со своими свечами):
Но сколько их зажжет за внуком внук!
............................
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ:
Постойте, постойте: как странно…
Мне видится, будто во сне,
И свадьба, и зал ресторана
В какой-то далекой весне…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: И кто-то витает незримо,
Прорвавшись из мрака и тьмы,
Из тучи, из облака дыма…
И кажется мне – это мы…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: И свет озаряет потемки –
Я знаю, что в свадебный час
Далекие наши потомки
Из прошлого вызвали нас.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Мы в плоти и памяти вашей –
Горячей, греховной, святой.
ВСЕ ВМЕСТЕ: Живите, Никита с Наташей,
Цветите, любимые наши,
Поднимем заздравные чаши
За ваш юбилей золотой!
Да, мы с Катькой это все придумали и разыграли, и – да, Дом писателей сгорел, подожженный питерскими бандитами, делившими имущество и площади. Сожгли начисто – со всей библиотекой, со всеми интерьерами, с голубыми гостиными и белыми залами, с гардеробом и рестораном, с буфетом, где члену Союза писателей, а то и несоюзному завсегдатаю, можно было заказать котлету «Творческая» и, набравшись коньячку, так уютно ужраться в хлам, а потом, на заносимой снегом набережной, нетвердой рукой, промахиваясь, ловить ручку двери терпеливого такси: «Шеф!.. До Гражданки!..» – да, ничего этого больше нет, а с другой стороны посмотреть – глаза скосить в сторону – никуда и ничего не пропало, все тут, и дом, и зал, в котором мы их всех воскресили, и воссоединили, и помянули, и омолодили, и вывернули время наизнанку, чтобы прошлое стало настоящим, а настоящее показалось далеким будущим. На малом огне, на огне памяти ничего не сгорает, не полыхает, не гибнет, не пропадает навсегда.
Source URL: http://www.snob.ru/magazine/entry/27204?preview=print
* * *
За проезд! – Июль-Август 2012 – Журнал – Сноб
Волею обстоятельств ее жизнь проходит в двух городах: Москве и Петербурге, а точнее, в бесконечных переездах из одной столицы в другую и обратно. Отсюда такое детальное знание классического маршрута и всех его особенностей в разные периоды отечественной истории, такое глубокое погружение в тему, имеющую очевидный автобиографический интерес. Впрочем, одной своей богатой биографией Татьяна Никитична не склонна ограничиваться: в эссе «За проезд!» чувствуется мерное дыхание великой русской литературы. Она прислушивается к нему, как пассажир, томящийся бессонницей, – к похрапыванию и стонам спящих попутчиков по купе. Раздражаться бессмысленно, гневаться – тем более. А чтобы не сойти с ума в душной темноте, остается декламировать про себя бессмертные стихи и молиться Богу, чтобы поезд пришел по расписанию